Good Again (СИ)

— Капитолийские платья — это было на показ, — она присела возле меня, и взяла меня за подбородок, чтобы поймать мой взгляд. — Но это… Думаю, он знал, что в день, когда ты решишься поджарить с кем-то хлеб — это будет вовсе не для Капитолия и не для шоу. Что ты сделаешь это. Когда будешь уверена, что действительно кого-то любишь, что не можешь без него жить. Это платье Цинна создал для настоящей Китнисс, той, что принадлежит лишь самой себе. Той, что избегает фальшивого гламура и излишеств. Той, что, решившись всецело отдать себя кому-то, сделает это с открытой душой, раз и навсегда. И он мог бы поспорить, что этим человеком, которого ты полюбишь, будет Пит. А Цинна никогда не проигрывал пари.

Мне вспомнился Цинна, нежный Цинна, которого забили насмерть за то, что он сделал из меня символ. Он умудрился одно из моих свадебных платьев поджечь на глазах у всей страны, превратив меня в Сойку-Пересмешницу. Он знал, что я никогда бы не пошла в нем под венец. И теперь снова нашлось подтверждение тому, что он знал меня от и до, потому что, хоть я и принесла с собой простой светлый сарафан, но теперь и представить себе не могла, что надену на своей свадьбе что-то, кроме этого платья. И мои глаза стали набухать от слез, когда мне открылось, что и мой стилист, как и многие другие, видел… что я влюбилась в мальчика с хлебом — задолго до того, как я сама это поняла.

— Оно невероятное, — прошептала я, лаская рукой белую ткань. Это платье было и будет проявлением любви во всех своих ипостасях: и когда его создавали, и когда дарили, и когда наденут, и, наконец, когда снимут.

Вволю на него насмотревшись, я повернулась, чтобы Эффи помогла мне привести себя в порядок. У меня сердце кровью обливалось, так мне не хватало в эту минуту моей сестры и моей матери. Эффи расчесала мне волосы, и ее пальцы уверенно задвигались, когда она принялась заплетать мне сложную косу, которую мать мне плела в особых случаях. Когда-то давным-давно ее научила этому моя подготовительная команда, и Эффи оказалась способной ученицей. Глядя на нее в зеркало я с благодарностью и грустью размышляла о том, что заботиться обо мне ей вообще-то необязательно: что единственной причиной, почему она это делает, стала наша общая тяжелая история, и что она теперь заняла место тех, кто больше не может быть со мной.

Эффи заметила, как я на нее пялюсь, но отреагировала вовсе не так, как я могла бы ожидать. Она наградила меня такой милой улыбкой, что я еле-еле сдержала и без того близкие слезы. Ей явно нравилось возиться с моими волосами — косу она не просто заплела, но и ловко приподняла, сделав из нее высокую прическу — подобного новшества моя мать никогда себе не позволяла. Но оно визуально сделало мою шею длиннее и привлекательнее, даже несмотря на россыпь розовых шрамов, которые ее покрывали до самой линии роста волос.

Эффи помогла мне залезть в платье и как следует его расправила. Оно было бесконечно легче, чем памятное платье с жемчугами, которое на меня надевал Цинна. Этот гладкий материал как легкие ветерок касался моей кожи. Стоило Эффи осторожно вжикнуть молнией, и я ощутила, как же близок миг, к которому мы готовимся. Обувшись в серые сандалии, я поняла, что, выйдя в эту дверь, безвозвратно переменюсь. Прежде я была девчонкой из дальнего Дистрикта, которая стала добровольцем, трибутом, Победительницей, Огненной Девушкой, половинкой в паре Несчастных Влюбленных из Дистрикта Двенадцать и Сойкой-пересмешницей. Но я совершила полный круг, вернулась к истокам. Теперь я должна была стать женой Пита. И эта роль больше всего мне импонировала. Однако, как бы меня не называли, какие бы прозвища и определения мне не давали, я все равно останусь собой, Китнисс Эвердин, девушкой, которая хотела бы быть одной из многих, но стать такой ей было не суждено.

— Меня зовут Китнисс Эвердин. Мне двадцать лет. Я из Дистрикта Двенадцать. Я была на Голодных Играх. Дважды. Я совершила Революцию. Стала Сойкой-Пересмешницей. Мой дом разрушили. Сестру убили. Я потеряла своего лучшего друга. И чуть не потеряла Пита. Но мы выжили. Порой я думаю, что такого и случиться не могло. Но мы это сделали. И я думаю, что все теперь у нас будет хорошо. Лучше, чем я когда-либо надеялась. Потому что мы любим друг друга.

Мой взгляд упал на собственно отражение в зеркале, и оно меня пленило. Нечасто мне доводилось чувствовать себя красивой, особенно с тех пор, как мое тело было покрывали шрамы, но сегодня я была ослепительна. И когда я шагнула к двери, Эффи поймала мою ладонь и пожала ее.

— В тебе всегда была эта природная красота. Он просто остолбенеет, — она суетилась вокруг меня, как наседка, кудахтающая над своим цыпленочком. — Не бойся.

Остановившись, я посмотрела прямо ей в глаза.

— Эффи, у меня не осталось ни малейших сомнений.