Гор

А туча набегает на лес. Тихо выдыхает девочка, отпуская скорбь.

Смеется мать, кокетливо прикрыв рот рукавом. Смоль волос. Пышный бант пояса и колокольчики заколок, а в пальцах плектр. И звучен голос. Непоколебим в своей вере. Но когда заворачивают мать в саван и сжигают на берегу реки, нет на ней ничего кроме старенького платья.

— Хотите, я спою вам песню, которую мама пела, когда мне было грустно? — влажна зелень. Крепится в светлой улыбке, делясь сокровенным, пока лучится нежностью мальчишеский лик. — Чтобы вы тоже не печалились.

Кивает серебро. Бережно обхватывает за плечи, привлекая к себе, позволяя девочке пристроить голову у ключиц. Утешает вкрадчиво, как умеет, в попытке забрать боль, впитать словно отраву. Благодарно прикрывает веки девочка, шмыгает еле слышно. Тепло исходит от прозрачной кожи княжича. Ускользающий пульс. Змеи серебряных кос пахнут прохладой: синей, глубокой, скрипуче-хрустальной как ясная зимняя ночь.

— Похорони разбитое сердце,

Ночь сокроет следы.

Спи, птенец гнезда вечного,

Ждёт нас свобода зари.

И когда придет срок,

Распустятся на холме цветы.

Распахнет ветер крылья,

Прочь из тесноты.

И умчимся ввысь, позабыв печалей плач,

Судьбу обретая в солнце славного дня.

Первая капля падает на щеку. Моргает девочка. Отстраняется от княжича, вскинув голову. Рыжий свет душен и подобен свиному жиру. Мрак теней стал гуще, плотнее.

— Юный господин, — выставлена вперед ладонь, беспокойство девичьих черт. Туча совсем близко. Сталкиваются молнии с зубодробительным треском. — Кажется, нам следует поспешить и вернуться.

Но проносится порыв ветра. Подхватив искры солнца, накрывает вдруг стеной ливня. Не успевает зажмуриться девочка. Лишь опустив голову, замирает в ожидании, когда обрушатся капли, когда вымокнет в доли секунды одежда, когда холод заставит содрогнуться. Но ничего не касается кожи. Только зыбкий звон достигает слуха, предлагая с опаской поднять взгляд.

Порхают радужные переливы. Расправляются прозрачным полотном над детьми, разбивая капли дождя искрящейся рябью, точно расходятся круги по водной глади. Пляшут по траве отблески, пляшут и по восторженному лицу, ведь ахает девочка, прежде чем рассмеяться громко, вскочить. Блики поднимаются выше, колыхаясь халцедоновой рекой. А струи дождя вокруг замедляются. Сменив направление, устремляются ввысь.

— Юный господин!

Мановение пальцев. Отводит взгляд княжич от радужных всполохов лишь на миг, чтобы встретиться глазами с девочкой, улыбнуться ей открыто с бесконечной радостью, с трепетной заботой, с всепринимающей безусловной любовью.

Гремит гром, гонит ветер тучу. Пока солнце пронизывает дождь топазовыми стрелами, пока занимается всё вокруг алмазным пламенем. Преломленный свет обретает причудливые формы, искусно расписывая неземное полотно.

В голосе же девочки стоят слезы:

— Это так прекрасно, юный господин, — шепот обнажает истину. — Ваш дар невероятен, как и жизнь, которую вы слышите.

***

— Вы напряжены, мой дорогой супруг.

Растирает княгиня мужские плечи, разминает каменные мышцы. Бесцветные пятна перемежаются с полосами шрамов, словно хлестала чья-то безумная рука. Клеймо меж лопаток: Небесный Змей остервенело заглатывает собственный хвост.

Жесткие белые волосы — проходится по косе мужа княгиня, расплетает аккуратно. Только если когда-то в этих прикосновениях была интимность, было волнение, была надежда, теперь это привычка. Многолетняя, застаревшая как покрывшаяся грубой коркой рана.

Даже не помнит вкуса женщина. Вкуса того, как одиннадцатилетней девочкой отчаянно краснела, думая о первой брачной ночи, как боялась до тупой боли в животе и лихорадочной дрожи в подгибающихся коленях, как получив скорую грубую ласку, думала, что так и должно быть, и наивно верила всей душой — если станет стараться, то заслужит любовь, ведь новоиспеченный супруг столь грозен, столь статен, столь завораживающе красив, как может быть красив опасный зверь в своем обманчиво ледяном равнодушии.

Волосы рассыпаются по широкой спине. Гребень в женских пальцах.

Первая дочь была невероятно похожа на отца чертами. Столь желанна, столь любима, столь лелеяна. Подснежник, родившийся в лютую стужу. И столь же скоро потеряна, потому что её дар никак не мог прорезаться, потому что он вырывался вспышками, словно крупные капли с трудом просачивались в крохотное отверстие в скорлупе.

Гребень замирает на миг, прежде чем продолжить расчёсывать.

А в памяти крохотное тело четырехлетней малышки, безвольно рухнувшее на песок. И треск, что оседает крошкой, точно все зубы выбили разом. Лопнула скорлупка, вытекло содержимое. Случайность — мерзкое склизкое оправдание для самой себя, которое вонзается отравленной иглой, ведь «ошибившийся» супруг ничуть не расстроен.

Масло камелии. Растирает его в ладонях княгиня, проходится по волосам мужа, перебирает вдумчиво.