Гора в море

– Я вот что думаю… действительно ли мы видели… алтарь, – сказала Ха. – Может, и нет? Я опять применяю человеческую логику там, где не следовало бы. Но у всех нас свои метафоры. Это – первое, что пришло мне в голову.

– Черепа… – неуверенно проговорил Эврим.

– Ритуальные объекты, – подхватила Ха. – Сколько на них потрачено трудов! Столько времени и внимания. Этот «алтарь» так много говорит о том, с чем мы столкнулись! Осьминоги достаточно успешны, чтобы у них хватало времени и сил для дифференцирования своей деятельности. У них есть излишки, которые они направляют на творчество и созидание. Мы уже видели, что они заботятся о престарелых. Это – признак успешного развития. Также мы видим их специализацию. Среди них есть, как минимум, некий резчик. Строитель – или много строителей этой конструкции… – «Кость, покрытая глубокой резьбой, а вырезанные узоры заполнены так, что черные линии выделяются на белой кости». – У них есть…

– Письменность, – подхватил Эврим. – То, чем мы владеем последние пять тысяч лет, как вы уже говорили. Возможно, наш самый лучший инструмент, сразу после самого изобретения языка. Теперь у нас есть доказательства того, что они создают свои символы не только на поверхности своего тела. Они также переносят эти знаки на другие поверхности. У них имеется настоящая письменность. Так что, если поместить их на нашу временную шкалу, они окажутся от нас не дальше пяти тысячелетий. И мы также получили ответ на то, могли ли они создать тот объект, который вложили вам в маску. Определенно могли, раз создали столь сложную конструкцию, как тот «алтарь».

– Да, у них есть письменность, – согласилась Ха, – а это огромный шаг в эволюции культуры. Долговременная передача информации без ошибок от поколения к поколению. Способность сохранить информацию до того момента, как она понадобится сообществу. Наличие латентного знания, к которому можно обратиться. Впечатляюще. Но я вот что хотела сказать: похоже, у них появилась даже некая космология. Какой бы она ни была – но то, что мы назвали алтарем, должно быть связано с их моделью мира. С системой, мифологией. Однако меня тревожит то, что, если судить по алтарю, мы занимаем там центральное место.

– Как боги, – сказал Эврим. – Логично. Необъяснимая власть над их жизнью. И создаваемые нами артефакты, которые они постоянно видят и в которых даже живут…

– Я не считала бы нас богами, – прервала его Ха. – Я вижу нас в качестве демонов, чудовищ, злобных духов, которых следует задабривать. Но в любом случае это не важно. Сейчас для нас важно то, что имеет место искажение. А для того, что мы пытаемся сделать, ничего хуже не придумаешь. Если они видят в нас богов или демонов или нечто абстрактное, потустороннее – что бы это ни было, какое бы место они ни отвели нам в своей космологии, – это еще больше увеличивает пропасть между нами, добавляет к коммуникации слои искажений. Нам надо решить столько проблем, чтобы просто их понять, а тут еще и это осложнение, которое добавится к проблемам взгляда на мир, строения их тела и связанных с этим метафор, к чудовищным различиям во всем. Так что для меня этот алтарь вовсе не откровение или открытие. Мне кажется, это тупик. Они не смогут нас понять. Все, что мы им скажем, они будут рассматривать через линзу религиозных воззрений, которые станут еще одной преградой для нашего общения, искажая все, что мы им скажем.

– Его сложность… – сказал Эврим, – это огромное открытие. Ученые будут изучать ваши выводы десятилетиями. Всю свою жизнь.

– Я не хочу их изучать!

Ха вскочила на ноги. Она ощутила, как ее охватывает беспомощность – как в детстве. Как было здесь, на Кондао, когда она поняла, что никогда не обретет любовь, о которой так мечтала. Что она не просто нелюбима – а несущественна. Она была никем для того, к кому ее влечет.

«Наблюдать, как он болтает с другими парнями, как смотрит в окно на зеленую поверхность моря, как читает. Видеть его равнодушие. Смотреть, как он от нее отворачивается».

– Я не хочу их изучать, – повторила она, справившись с собой. – Как вы не понимаете! Я хочу с ними говорить! Я хочу с ними познакомиться. Вот что важно. Нам надо их узнать. Нам надо с ними говорить. Только так мы сможем их спасти. Но у нас заканчивается время. И этот алтарь – это вовсе не шаг вперед. Это шаг назад. Притом в самый неподходящий момент.

«Я только об этом и мечтала, – не стала говорить она, – и это у меня отнимают».

До них донеслась короткая очередь.

Эврим тоже встал, несмотря на требование Алтанцэцэг держаться ближе к поверхности пола. Он посмотрел в сторону выстрелов, на непробиваемые жалюзи на окнах. Как будто если бы он всмотрелся получше, то смог бы видеть сквозь них.