Гора в море

– Да. Это из одной прочитанной книги, написал ее какой-то гайдзин. Не знаю, почему я ее выбрал. Может, она показалась мне достаточно большой. Там можно хранить много воспоминаний. А может, из-за лени. Мне не надо было придумывать «Минагути-я»: за меня ее подробно описал тот гайдзин. И это – реальное место на Токайдо-роуд между Токио и Киото. Кажется, я решил, что если что-то забуду, то смогу найти фотографии этого места. Честно говоря, до похищения я дворцом памяти не пользовался с первых курсов университета. И вот вновь начал. Я решил, что важно запоминать. Детали корабля, привычки охранников – на тот случай, если позже понадобятся.

– И что ты туда прятал?

– Все, что мог придумать. Разделочную палубу, цех быстрой заморозки, иллюминаторы и перила. Закаленное стекло рулевой рубки и ее бронированную дверь, приблизительную высоту палубного крана, форму замков на дверях. И все, что узнавал о передвижении и привычках охранников, их особенностях и причудах. Я прятал все это в комнатах «Минагути-я», прятал детали под татами, в каменные лампы, лаковые шкатулки.

Индра снова издал тот звук – как смешок или всхлип.

– Ждал своего часа.

– Может быть. Я толком не знал, когда мне все это понадобится. Просто отправлял на хранение.

Эйко не вспоминал о дворце памяти с момента их прошлого разговора.

– А что ты делаешь со всем тем, чего больше помнить не хочешь?

– Выношу на один из дворов гостиницы и сжигаю.

– И это помогает? Ты забываешь?

– Иногда.

Неделю назад Эйко приснилось, будто ночью горит «Минагути-я» и дым от нее мутной занавесью поднимается на гористом фоне между Токайдо-роуд и заливом Суруга. У основания дымных столбов он видел красный жар пламени, к небу летели искры. А потом он увидел, что горы тоже почему-то горят, горят снизу доверху, сгорают, открывая черную пустоту. Какой-то человек, измазанный в саже и с ведром воды в руке, остановился и спросил: «Почему эти люди строят свои горы из бумаги?», а потом поспешил дальше.

Когда Эйко проснулся, то какая-то его часть боялась, что он забудет все, что хранилось во дворце. Однако все оказалось на месте – все факты, словно спасенный на пожаре альбом фотографий.

Измазанным в саже человеком, задержавшимся, чтобы заговорить с ним, был Томас.

Большая часть информации стала бесполезной: перемещения и привычки погибших охранников, которые уже мертвы, планировка корабля, которая уже давным-давно въелась в память. Однако все это осталось с ним. Он понял, что больше никогда не станет использовать «Минагути-я» в качестве дворца памяти, – но знал и о том, что не сможет забыть то, что там прятал.

– Что бы я хотел построить, – сказал Индра, – так это дворец забвения. Место, куда можно было бы отправлять все то, о чем я больше не хочу помнить.

– Помнить важно. Память определяет нас.

Индра поднял на него глаза, покрасневшие от долгих слез.

– Да. Вот поэтому мне и нужен дворец забвения. Потому что я больше не хочу быть тем, кто носит в себе эти воспоминания. Мне так много хочется забыть. Помнишь Монаха? Я сказал, что с ней все было быстро – перерезанное горло. Я солгал. Вовсе не быстро. Остальные струсили и не пошли со мной, так что я подкрался к ней один. И у меня не было ножа. У меня был лом. Ты его помнишь. Первый удар пришелся вскользь, потому что она меня услышала и повернулась. Вместо затылка я ударил ее в висок.

– Тебе не нужно переживать это заново, – сказал Эйко.

– Нет, просто ты не хочешь это слышать. А мне надо высказаться. Ты когда-нибудь видел, как у человека вылетают глаза? Тебе не приходилось бить по лицу, пока от него ничего не останется? Пока человек не перестанет шевелиться? Пока он хрипит и давится своими зубами и кровью?

Эйко снова затошнило. Рвать будет нечем – одной желчью.

– До этого я был обычным морским инженером. Это… – Он обвел рукой все вокруг: потемневший, провонявший потом барак, шатающийся под штормом. – Этого мира не существовало. Просто эпизод в новостях. Сообщение, которое я перелистнул, не читая. Автотраулеры с рабами в команде. Другой мир, извращенная тень нашего собственного. Откуда мне было знать, что в мире есть дыра, сквозь которую я провалюсь, словно в люк? Что упаду прямо в это новостное сообщение и окажусь на другой стороне, на планете, которую даже не узнаю? И стану человеком, которого не узнаю.

– Этот мир существовал, – сказал Эйко, – подо всем остальным.

«Основа всего. Истина».

– Да. Но как нам выбраться? А если выберемся, то как забыть то, что пришлось здесь делать?

– Время поможет.

– Нет. Мне никогда это из головы не выкинуть. Уже в конце, когда Монах вообще должна была потерять способность говорить, она потянулась рукой к моему лицу. Коснулась моей щеки, словно возлюбленная. И сказала: «Стой», – но я не остановился.

– Ты должен был это сделать.