Гора в море

– Да. Должен. И она все равно бы умерла. Я должен был закончить то, что начал. Но я не обязан был становиться на этот путь – путь насилия. Убийства. И теперь я знаю, что все было зря. Охранники были здесь только для вида. Не они были настоящими врагами. Никогда не были. Просто люди, как и мы. Люди, которые пошли по некоему пути, – шли по нему все дальше и дальше, пока не потеряли возможность найти дорогу домой.

– Ты пытался нас спасти. Ты не должен себя винить.

– Когда Монах умерла, остальные расхрабрились, и мы вместе убили охранников. Но остальные были слишком нерешительны. Их удары были слишком слабыми. Заканчивать приходилось мне. И я это делал, снова и снова. И теперь я знаю, кто я.

– Это не ты.

– А кто мы тогда? Наши воспоминания, наши поступки и воспоминания о наших поступках. И ничего больше.

– Ты кому-нибудь дорог? В том мире? В мире, куда мы хотим вернуться?

Индра пожал плечами:

– Люди ждут прежнего Индру. А вот этого Индру никто не ждет.

– Мне хотелось бы сказать что-то, чтобы тебе стало легче. Но тебе поможет только время. Просто дай себе время.

«Со временем даже камни потекут».

Что это было? Обрывок полузабытого стихотворения. Однако это правда. Время.

– Мои слова звучат как банальность. Но это не так. Нужно время.

Однако Эйко сомневался: «Минагути-я» сгорела, а воспоминания остались. Индре он в этом не смог признаться: что это не поможет. А еще он не мог сказать Индре, что начал строить новый дворец памяти. Он был очень скромным – просто хижина на холме в Окинаве: одна комната с кроватью, комод, секретер и грубый, поцарапанный стол с лампой, при которой можно читать. Там всегда был вечер сезона дождей и за окном танцевали светлячки.

Он хранил там только выражения лиц: улыбку отца – чуть заметное подергивание уголка губ, лицо Сона, когда он говорит о доме, окровавленную решительную маску Индры, лицо Томаса в тот момент, когда он летел за борт. Он хранил их в отделениях для бумаг в глубине секретера, перевязанные ленточкой. Их были уже десятки. Лежа в гамаке, он просматривал их, одно за другим, все глубже запечатлевая в памяти. Сейчас память об этих людях – способность не забыть о реальности других людей – казалась ему важнее детальных планов и перемещений, которые он складывал в многочисленных эпохах и помещениях «Минагути-я».

– Да, – сказал Индра. – Конечно, ты прав. Нужно время.

Через два дня Индра уже улыбался и смеялся с остальными. Его расковали, и они все вместе поели в кают-компании.

Тем же вечером он прыгнул за планшир на левом борту. Он двигался так стремительно, что никто не успел ему помешать.

Несколько минут команда перегибалась через борт, высматривая его. Не имея возможности что-то сделать, они всматривались в кипящий след, который «Морской волк» оставлял в свинцовой воде.

Его тело так и не всплыло.

Что значит быть личностью? Я считаю, что прежде всего это означает способность делать выбор из нескольких возможных результатов, чтобы двигаться к желаемому результату – ориентироваться на будущее. Если каждый день одинаков, если у нас нет необходимости выбирать между различными возможностями, мы говорим, что «не чувствуем себя живыми», – и, думаю, здесь мы угадываем, что же такое быть живым. Это способность выбирать. Мы живем через выбор.

Доктор Ха Нгуен, «Как мыслят океаны»

33

– ВЫ НЕ ПРОСНУЛИСЬ ОТ СИГНАЛА ВТОРЖЕНИЯ.

– Да. Я пью таблетки. Чтобы лучше спать.

– Я считала, что этот сигнал тревоги проспать нельзя. Такой крепкий сон – это опасно. Зачем таблетки? Вас что-то беспокоит?

«Совсем не опасно. Опасно постоянно быть начеку, все замечать. Сон – это выход, а не проблема».

– Меня все беспокоит. – Ха обхватила себя руками. Ветер на ночном берегу был не холодным, но приносил брызги морской воды, которая оседала у Ха на коже, вытягивая из тела тепло. – Почему мы сюда вышли?

– Потому что сигнал вторжения был вызван не тем, что кто-то вышел из воды. Его вызвал тот, кто в нее вошел. А Эврим исчез.

Алтанцэцэг указала на песок, на котором в нескольких метрах от полосы прилива было аккуратно сложено золотое одеяние Эврима.

Считалось, что побочных эффектов у таблеток нет, но Ха ощущала отстраненность, словно мир оказывался за тончайшим стеклом. В итоге ее разбудил дрон размером с пчелу, который Алтанцэцэг запустила ей под дверь: он ударил ее слабым электрическим разрядом и громким голосом монголки позвал ее на берег.