Горбачев и Ельцин как лидеры

Так, по крайней мере, Ельцин обещал и, по-видимому, на это надеялся. В интервью в конце года он буквально горел желанием убедить журналистов в том, что тяготы будут недолгими. «Полгода, полгода», – повторял он[254]. Он был в сложном положении и пытался защитить себя политически, определяя параметры, по которым будут оцениваться его успехи как политического лидера. Ельцин также осознавал как непредсказуемость ситуации, так и связь между своими обещаниями и своим политическим авторитетом. 19 февраля 1992 года он заявил: «Я верю, что реформы победят, и в этом году эта победа будет очевидна. В этом нет никаких сомнений. Я не отступлю от своего слова, которое я дал во время избирательной кампании. Я слово сдержу!»[255]

В течение нескольких месяцев после разгрома августовского путча 1991 года Ельцин лихорадочно работал над тем, чтобы подорвать позиции Горбачева и сформулировать всеобъемлющую программу для независимой России. Он преуспел в обоих начинаниях, но программа оказалась полна уязвимостей. Подобно программам всех его предшественников у руля в Москве и многим комплексным программам, выдвигаемым президентами и премьер-министрами в либеральных демократиях, программа Ельцина была чрезвычайно амбициозной, скороспелой и нуждалась в корректировке. С середины 1992 года он начал эти корректировки вносить. Он не отказался от основных посылок, в отношении которых был тверд; он только пересмотрел издержки и риски, немного сместившись в сторону центра. Сделав два шага вперед, Ельцин отступил на шаг, продолжая указывать стране то общее направление, которое он все это время задавал.

Ответный удар

Кризис наступил очень скоро, поскольку отмена большинства мер контроля над ценами в январе 1992 года привела к тому, что они немедленно выросли в 3–4 раза, инфляция шла непрерывно, а сбережения и пенсии множества российских граждан обесценились[256]. Над страной нависла угроза гражданских беспорядков, поскольку из-за растущей инфляции люди, привыкшие к тому, что цены стабильны и не меняются десятилетиями, быстро обнищали. Также резкое сокращение бюджетных субсидий предприятиям вызвало волну протеста со стороны директоров этих предприятий, их лоббистских организаций и покровителей в Верховном Совете. Эти трудности вызвали широкомасштабную реакцию антиельцинских сил внутри самого Верховного Совета, во главе которого стоял бывший союзник Ельцина, спикер парламента Хасбулатов; к нему вскоре присоединился Руцкой, вице-президент.

Более того, в период 1991–1992 годов, когда Ельцин был занят ежедневными конфликтами с парламентом по вопросам стратегии и тактики, начала формироваться «красно-коричневая» коалиция русских националистов, неокоммунистов и имперских реваншистов. Красно-коричневые были едины в своей поддержке авторитаризма и в оппозиции построению либеральной демократии по западному образцу. Они осуждали демократические процедуры, неограниченный индивидуализм и светский, гражданский характер Российского государства. Для них государство было моральным сообществом, а не просто набором формальных организаций и процедур, что давало им преимущество в борьбе с либералами, которым было трудно объединить либеральный национализм и преимущества индивидуализма с моральным содержанием, не ограниченным только рамками демократических процедур. Определение Ельциным нации как «многонациональности плюс демократического индивидуализма», его убежденность в том, что России не нужна новая коллективистская идеология, и его явно корыстное видение себя как гаранта новой светской нации позволили оппонентам перехватить инициативу в этом вопросе.