Горбачев и Ельцин как лидеры

В первые дни после распада СССР Ельцин представил новое образование, Содружество Независимых Государств (СНГ), соучредителем которого он стал в декабре 1991 года, в знак того, что Россия решительно порывает с имперским прошлым и будет вести себя как «нормальное, цивилизованное» государство, стремясь при этом нивелировать политический и экономический хаос, вызванный исчезновением СССР. 12 декабря, обсуждая идею СНГ в российском Верховном Совете, он объяснял, что выбор Минска (Беларусь) в качестве центра СНГ не означает, что этот город стал столицей нового союза; но это кладет конец домыслам о том, что Россия стремится занять место союзного центра и лелеет какие-то имперские амбиции[244]. Двумя днями позже в интервью газете «Труд» он говорил, что это цивилизованный способ налаживания отношений между дружественными государствами: «Был только один способ – объединиться, но не в рамках одного государства, а в рамках сообщества государств. Так же, например, сейчас поступают европейские страны». В своем выступлении в Верховном Совете России 25 декабря Ельцин также ясно дал понять, что для такой децентрализованной организации, как СНГ, существует важное практическое обоснование: «Содружество Независимых Государств сегодня является оптимальным и, возможно, единственным вариантом сохранения стабильности. И в России, и в других государствах. Наш принцип: не государства ради Содружества, а наоборот, Содружество ради народов, граждан и государств»[245].

Большие обещания и мерила прогресса

В периоды трансформации или кризиса лидеры обычно пытаются обеспечить поддержку своих взглядов, рисуя перспективу лучшего будущего, ради достижения которого требуются напряженные усилия, значительные труды и страдания. Уинстон Черчилль уверял, что военная победа будет невозможна без «крови, пота и слез». В России Хрущев обещал полномасштабное построение коммунизма, если только все советские граждане в полной мере приложат свои силы к движению в указанном им направлении. Горбачев пообещал создать третий путь между капитализмом и государственным социализмом, если все граждане перестроятся психологически и ответственно будут пользоваться правами, которые он им предоставил. Ельцин предъявил видение свободного, мирного и процветающего общества, интегрированного в западную цивилизацию. Но он никогда не говорил, что это будет легко.

Метафорическая структура выступлений Ельцина осенью 1991 года говорит о его усилиях как по легитимации большого скачка вперед, так и по предупреждению своей аудитории о том, насколько далеко ей придется зайти, особенно в плане экономики. Не случайно, что это также помогло ему защититься от обвинений в том, что он вызывает ненужные тяготы. Это можно было бы назвать метафорой пути «из ада в рай», основанной на образе восхождения из глубочайшей бездны. Так, в своем выступлении 11 сентября 1991 года он сказал, что Россия вот-вот начнет процесс сложнейшего восхождения к нормальной жизни; чтобы понять масштаб проблемы, нужно принять во внимание бездну, в которой оказалась страна. Но, помимо мужества и стойкости, у России есть решимость пройти весь путь, поднимаясь вверх к цивилизации[246]. Для этого нужно освободиться от коммунизма, который надел на людей «смирительную рубашку бюрократии»[247]. Только такое освобождение позволит стране окончательно встать на ноги», чтобы начать свое восхождение[248]. Связанная с этим метафора – образ болезни и угрозы жизни, что требует сильных лекарств и решительных действий, чтобы вернуть пациента практически с того света. Он утверждал, что наследие коммунизма сделало страну больной[249]: «Мы пошли на это, чтобы не утонуть»[250]. Учитывая серьезность ситуации, не было альтернативы, кроме как прибегнуть к таким мерам[251].

Но чтобы его апокалиптическая риторика не звучала излишне устрашающе, Ельцин также заверял свою аудиторию в том, что ее тяготы и лишения будут вознаграждены. На метафорическом уровне он развивал образ болезни, но классифицировал нынешнюю болезнь как излечимую: в отличие от человеческих недугов, в экономике нет неизлечимых болезней[252]. На уровне конкретики Ельцин поспешил заверить аудиторию в том, что страдания будут относительно недолгими: «Если мы встанем на этот путь, – заявил он 28 октября 1991 года, – то к осени 1992 года мы увидим реальные результаты. <…> Примерно полгода жить всем будет тяжелее. Затем цены упадут, и товары начнут заполнять рынок. К осени 1992 года, как я обещал перед выборами, экономика стабилизируется, и жизнь людей постепенно улучшится»[253].