Гордая птичка Воробышек

  Не знаю, что видит Матвей, думаю, Босс тоже сейчас едва ли солидарен с ним. Мы вновь застываем накренившимися вперед статуями, со вскинутыми к груди руками и забываем о дыхании, когда две темные фигуры обступают Илью, успешно нанося ему боковые удары.

  Он отступает в сторону и вдруг спотыкается, припав на колено, только чудом избежав прямого попадания летящей ступни в голову.

  - Илья! - я больше не могу молчать и так сильно кричу, что гул, стоящий в ангаре, враз смолкает, дав моему звенящему голосу прорезать на миг образовавшуюся тишину. - Пожалуйста, миленький! - я не знаю, что сказать и просто реву. Расталкиваю руками чьи-то спины, плечи, пробираясь к тому, без кого жизнь просто закончится для меня. - Я так тебя люблю, слышишь! Очень-очень! Пожалуйста, не дай им себя убить!

  Он не смотрит на меня, он не видит меня, но что-то в нем неуловимо меняется. Больше он не играет. Он просто быстро и четко расправляется с теми, кто почти загнал его в угол.

  Вот теперь я вижу бой - страшный, стремительный и тихий. Тот бой, которого, должно быть, ждут от него все здесь присутствующие, - настолько тесно сужается кольцо вокруг бойцов, и затихает в предвкушении близкой и невероятной то ли победы, а то ли расправы зал.

  Люков - словно отточенный смертельный клинок - летящий и безжалостный. Каждое его движение почти неуловимо глазу, тело налито стремительной силой, и я ловлю себя на мысли, что обычный человек не может быть таким совершенным воином. Не может вот так враз оставить одного соперника лежать бездыханным на полу, а уже через мгновение занести руку над другим для последнего в этой изначально неравной схватке удара.

  - Илья, стой! - я срываюсь с места, сбрасываю с себя чужие руки и вылетаю в круг, не слыша за спиной изумленный окрик Босса. Просто не желая его слышать!

  - Осторожно, Женя! Что ты делаешь?! Его опасно трогать в таком состоянии!

  Он стоит над поверженным противником, припав на одно колено, и целится сжатой в кулак рукой в разбитое в кровь лицо. Я вижу его холодный профиль, лишенный каких бы то ни было эмоций, кроме решимости, подбегаю к Илье, падаю на колени и обнимаю под каменной грудью, крепко прижимаясь щекой к твердой спине.

  - Люков, не смей! Не смей, слышишь!

  Его тело так сильно натянуто, что почти ощутимо звенит под моими руками. Под упругой кожей перекатывается шальная сила, отзываясь в мышцах стальной дрожью. Я чувствую, что в этот миг Илье по плечу сокрушить мир. Разнести в пыль, не оставить камня на камне, пусть даже и разбившись о мир самому. Но я не хочу, чтобы он погиб, я так его люблю, и я делаю то, что могу и на что способна. Я приникаю щекой, губами, лбом к его спине и глажу, глажу грудь, плечи, шею... Шепчу, задыхаясь от отчаяния, наплевав на прямые взгляды стольких людей:

  - Илья, миленький, не надо! Оставь его, пожалуйста! Вернись ко мне! Вернись...

  Я чувствую, как сталь отпускает его. Не уходит совсем, но уступает моему голосу и рукам, скрываясь до поры в сильном теле. Возвращая окаменевшим было мышцам жизнь. Слова даются ему с какой-то внутренней болью, словно горло давно иссохло и разучилось говорить, и оттого только сильнее проникают в сердце.

  - Воробышек... ты.

  И я еще сильнее даю ему почувствовать свою ласку, притягивая к себе.

  - Да, я нашла тебя!

  Он разжимает сжатые в кулак пальцы и опускает руку, справляясь с бьющей его изнутри дрожью. Часто и глубоко дышит, усмиряя отпущенное дыхание, поднимает голову, все еще замерев над соперником.

  - Я думал, что сошел с ума... Воробышек! - вдруг выдыхает с такой надеждой, что у меня, кажется, щемит сама душа. И снова мои руки гладят его, касаясь затылка и жесткого ежика волос.

  - Я здесь, глупый. Здесь! Ну, посмотри, что ты с собой сделал, - слезы застилают глаза, закрывая от взгляда вспухшие кровоподтеки на плечах, но я провожу по коже осторожными пальцами, желая унять, забрать себе хоть чуточку его боли. - Зачем, Илья? Зачем?!.. - твержу, как заведенная, не понимая подобного выбора. - Ты же мог умереть в этой жестокости!

  И он отвечает, не оставляя сомнений в правдивости своего признания. Вставая на ноги и поднимая меня за собой.

  - Я хотел.

  - Нет!

  - Да, воробышек. Думал, что не нужен тебе.

  Я не забыла, какая широкая и ровная у него спина, насколько он выше меня. Я все еще не вижу его лица и таких любимых колючих глаз, но чувствую Люкова в своих руках, и эта долгожданная близость наполняет меня надеждой на наше будущее и, вместе с тем, пугает страхом потерять. Я провожу ладонью вдоль его позвоночника, - успокаивая, возвращая себе, поднимаю вторую ладонь на лопатку... и вновь обхватываю руками под грудью, приникая к нему лбом.

  - Никогда не говори... Я так сильно тебя люблю, что своими словами ты приносишь мне боль! Пожалуйста, Илья, - громко всхлипываю, не в силах сдержать в голосе твердость. - Не смей так говорить, слышишь!.. И прости меня, прости, если сможешь!