- Ладно-ладно, сынок, не время сейчас! - Рука Матвея неожиданно мягко ложится на шею растерянного мужчины. - Будет тебе! Скотина - и та спотыкается, а ты человек, мог ошибиться. После поговорим. Где Айдар?
- Внутри.
- О нас знает?
- Нет. Клянусь Байгали, нет! - поспешно отвечает Касым на пристальный взгляд Матвея, облегченно разворачивая плечи. - Давид бы меня раньше тебя достал!
- Молодец, Давид, - довольно кивает мужчина и отвешивает барский поклон в толпу. - Да будет полон дом твой детьми и богатством, а дастархан - живой беседой и вкусной едой! Веди, Касым, - коротко командует повинившемуся баю, шагая сквозь строй расступившихся перед ним мужчин, - да джигитам своим накажи быть начеку: пришло время решить вопрос с Шаманом.
Босс не намерен брать нас с мамой с собой, я это чувствую, а потому согласно киваю на предложение отца Ильи подождать в машине, пока он будет решать вопросы с Матвеем, и послушно сажусь в салон. Ни к чему ему еще додуматься запереть нас. Но как только его высокая фигура скрывается из виду, я целую маму в щеку и выскальзываю на улицу, оставив за дверью "мерседеса" ее возмущенный вскрик.
- Пожалуйста, мамочка, ты только не волнуйся! Я быстро! Посмотрю и вернусь!
Освещенный тусклыми фонарями заводской двор, несколько десятков дорогих авто с редкими скучающими водителями внутри и паренек-охранник на входе, примерно моих лет, оставленный на посту, видимо, старшими товарищами, озаботившимися прибытием таких важных персон, как Байгали и Большой Босс. Все довольно страшно и неуютно, но беспокойство за Люкова сильнее меня, и я бегом пересекаю широкий двор и уверенно проскальзываю сквозь мальчишку, огорошив последнего новостью, что перед ним ни много ни мало - названная дочь самого Байгали! Отметив про себя его присмиревший взгляд, как привычную реакцию на присутствие на подобных мероприятиях женщин. Спускаюсь по ступеням, распахиваю тяжелую массивную дверь и застываю на входе в большой ангар, в середине которого, вокруг ярко освещенного круга колышется затаившая дыхание толпа людей...
Я вижу его сразу, и непослушные ноги тут же едва не предают меня.
Мой невозможный Люков! На ринге! Один против двоих бойцов! Я никогда не присутствовала на подобных боях, но мне не нужно быть специалистом, чтобы оценить несправедливую расстановку сил и всю серьезность развернувшегося передо мной действия. Я так давно не видела его - кажется целую вечность! - и сейчас прикипаю к Илье жадным взглядом, толкая вперед, словно налитое свинцом, непослушное тело. Не мое, чужое. Такое же нереальное и эфемерное, как вставшая перед глазами картина неравной драки.
Он остриг свои светлые волосы и стал, кажется, еще сильнее. Свободные серые штаны туго перетянуты на гибкой талии темным поясом-кушаком, на широких плечах и спине следы от множества ударов...
- Это его четвертый бой... Четвертый бой! Господи, - убито вздыхает рядом знакомый голос. - Что же я наделал! Будь я вечно проклят, но только пусть мой сын останется цел! И жив! - сипло добавляет, когда Илья жестко встречает плечом нацеленный в него удар и пропускает еще один - скользящий удар ногой в бедро от второго соперника.
Мы встречаемся с Градовым в этом незнакомом зале, как два случайно притянутых друг к другу родных человека, связанные общей бедой. Случайно находим плечами друг друга, и я забываю, что ослушалась его, а он - что оставил меня в машине.
- Илья сошел с ума... - потерянно шепчу, впиваясь пальцами в руку Босса. - Пожалуйста, Роман Сергеевич, нужно немедленно прекратить это!
- Я не могу остановить бой, Женя, это дело чести всех сторон. Мне не простят этого здешние баи, поставившие на бой деньги, - но мне плевать на них! Мне не простит вмешательства сам Илья. Слишком поздно я принял сына в свою жизнь, чтобы полагаться на его доверие.
- Но, как же так... - изумляюсь я, холодея сердцем. - Его ведь могут покалечить!
- Он дал согласие на бой, Женя. Сам. Нам остается только надеяться, что Илья не решил свести счеты с жизнью, в противном случае он должен справиться.
Удар, еще удар, и я вновь выпадаю в нереальность, в которой два крепких парня, сотканные из одних только мускулов и кожи, пытаются загнать Люкова в угол.
- Что он делает? Что делает?! Они же пробуют его, а он почти не сопротивляется? Все! Я не могу на это смотреть, я прерываю бой и к чертовой матери всех!
- Нельзя, Роман, - до меня, как сквозь вату, доносится уверенный голос Матвея, раздавшийся вдруг за нашими спинами. - Слово джигита закон! Ты лучше посмотри на него. На его лицо. Он же играется с ними, сучий волчонок! Вот как сейчас! - замечает мужчина, когда Илья, стремительно развернув корпус, ударом ноги отбрасывает одного соперника на мат, а другого достает в голову сжатой в кулак рукой, снова оказавшись в боевой стойке в центре круга. - У него едва задета бровь и подбородок - и это все. Все, Роман! Играет, я твоего щенка знаю!