Руки Шамана мерно катают в пальцах черные бусины чёток, пока узкий взгляд сверлит мое лицо.
- А ты стал дерзок, мальчишка. И без гаранта. Я бы на твоем месте, пастушок, попридержал норов. Не думай, что на собак Байгали не найдется пары голодных волков, а на расплодившееся стадо - нового пастуха. Жаден к богатствам степи отец твой названный стал, а ты с него дурной пример берешь. Заносишься. Нехорошо.
- Я беру свое, Айдар. Если ты опустил мое в свой карман - не сетуй на чужую жадность, с себя спрашивай. Матвей в любом случае, как гарант, получит с моей доли часть денег, здесь мы с тобой прежде ударим по рукам. Не советую играть на "сыновних" чувствах. Я доброту старика помню, а сам обид не забываю.
- Я выставлю против тебя сразу Сагита и Алима, не побоишься? Баи сегодня собрались серьезные, а ты, пастушок, дерзишь не в меру. Проучить бы тебя не мешало, а нам интерес поднять. Так как?
Я поднимаю глаза на замерших за плечом Шамана Алима и нового, незнакомого мне бойца - крупного парня лет тридцати, в ответ на мой взгляд набычившего широкие плечи и нервно заигравшего на скулах желваками.
- Этот бой будет стоить тебе, Шаман, и твоим баям общака.
- Если выживешь.
- Если выживу.
Айдар долго смотрит на меня, откинувшись в кресле. Отложив четки на стол, оглаживает толстыми пальцами бороду, щуря глаза, покусывая губы. Я - желанная добыча, сумма за каждый бой со мной заявлена немалая (в этот раз я сам выдвигаю условия и не намерен щадить ни себя, ни чужие кошельки) и все равно среди желающих испытать своих бойцов Шаман самолично отобрал лучших. При любом исходе боев он как организатор получит половину, но за озвученное им желание придется платить и ему самому...
Он долго думает, пока я отпускаю насмешку в широкое, искаженное сомнением лицо: да, это вызов нам обоим, но если уж ты решил испытать чужое мужество, найди смелость проявить свое. Шаман слишком любит деньги, чтобы все потерять и, все же, я не сомневаюсь, что бай согласится: слово брошено, дело за личной неприязнью и несведенными счетами. А мне сейчас все равно.
- Хорошо, Люк. Если ты не сдохнешь, ты заберешь все. Но для тебя бой с Алимом и Сагитом из четырех будет последним. Каким бы ты ни пришел к нему, хоть ползком на коленях, я все равно вздерну тебя на ноги и отдам своим джигитам. Не думай, щенок, что ты увернешься, после того, как мы с тобой при свидетелях ударим по рукам. Я сегодня намерен поставить на своих ребят большие деньги и увидеть результат. И я бы сейчас не скалился на твоем месте. Возможно, именно мое слово и моя рука будут последними, в чьей воле окажется твоя жизнь.
Он нервничает, вновь в бороде покусывая губы. За мою смерть, случись таковая в бою, ему придется дорого заплатить, - Байгали спросит за названного сына. Но Шаман готов рискнуть, заручившись моим словом и согласием, данным приглашенным баям. Слишком манят его риск и азарт. Слишком сильно желание ослабить власть Матвея. Слишком много в предстоящей схватке личного между нами тремя.
- Не переживай, Айдар. Я буду очень стараться проиграть, но твоим ребятам придется попотеть. Я не отдам свою жизнь дешево. А насчет щенка... - Я встаю с кресла и приближаюсь к Шаману на шаг. Нависаю над сидящим баем, заставляя его охрану вцепиться мне в руки. Давая повод возненавидеть меня еще больше. Заводя себя, давая себе то, что мне сейчас так нужно - ярость. Полностью включаясь в игру. - Это был последний раз, когда ты обманулся на мой счет, Шаман. Ты только что признал за мной право ставить тебе условия и оскаливать клыки. В следующий раз они располосуют тебе горло. Не вынуждай меня закончить наш спор прямо сейчас.
***
Ярко освещенный бойцовский круг. Напряженное дыхание соперника на расстоянии вытянутой руки, сдержанное волнение разгоряченной толпы на периферии зрения и такой знакомый звук глухих хлопков и ударов. И боль, что не приносит облегчения...
Она все еще недостаточно сильна для того, чтобы разломать тело на куски и, наконец, освободить меня. Ну же! Я не отпускаю ее, позволяя взрезать меня. Я хочу этой чертовой боли, чтобы забыться! Чтобы тело ныло и болело так же, как душа! Но Бог Удачи сегодня играет в странные игры, и тело снова предает меня, раз за разом окунаясь в приступы холодной стремительной ярости, не позволяя тому, что сушит меня изнутри, усмирить его.
Твою мать! Я заканчиваю второй бой в надежде, что третий соперник окажется куда проворнее валяющейся у ног бессознательной туши, вскидываю руку и скалю Шаману все еще целые зубы:
- Второй за мной, волчара!
***
Минуты ожидания тянутся так медленно, что, кажется, наступившая ночь давно слилась с вечностью, стерев воспоминания о прошлом дне. Лицо Романа Сергеевича в косом луче уличного фонаря отдает пепельной серостью, губы так плотно сжаты, что видна лишь темная линия, разрезавшая рот, и я понимаю, что ему сейчас ничуть не легче, чем мне.
- Ну что, Матвей? - Байгали стремительно распахивает дверь беседки, и мы с Боссом дружно подаемся навстречу показавшемуся мужчине. - Есть что-нибудь об Илье?