Изредка у нее получалось перевести взгляд и на самого мистера Дарси, и всякий раз, когда ей удавалось сделать это, она замечала на его лице выражение искренней доброжелательности, вообще во всем, что он говорил, она слышала интонации, весьма далекие от высокомерия или презрения к кому-нибудь из присутствующих. Это убеждало ее в том, что поразительное улучшение его манер, свидетелем которого она была вчера, каким бы временным оно не оказалось, уже пережило, по крайней мере, один день. Когда она увидела, что он не пренебрегает знакомством и старается произвести хорошее впечатление на людей, с которыми любое общение несколько месяцев назад считал бы ниже своего достоинства, когда она увидела его столь галантным не только по отношению к ней, но и по отношению к тем самым родственникам, неуважение к которым он совершенно не скрывал раньше, когда вспомнила их объяснение в пасторском доме в Хансфорде, то перемена в нем казалась ей настолько ошеломляющей и так сильно поразила ее душу, что она с большим трудом сдерживала свое изумление, чтобы его хотя бы не заметили другие. Никогда раньше, даже в окружении своих близких друзей в Незерфилде или его достойных родственников в Розингсе, она не видела его стремящимся сделать кому-нибудь приятное, столь свободным от самомнения и непробиваемой сдержанности, как сейчас, когда успех не сулил ему никакой выгоды, и когда даже простое знакомство с теми, к кому было обращено его доброжелательное внимание, могло вызвать насмешки и порицания со стороны дам как в Незерфилде, так и в Розингсе.
Гости пробыли с ними более получаса и когда собрались уходить, мистер Дарси предложил своей сестре, как хозяйке поместья, выразить пожелание, чтобы мистер и миссис Гардинер, а также и мисс Беннет оказали им честь и поужинали в Пемберли, прежде чем они продолжат свое путешествие. Мисс Дарси, хотя и заметно засмущавшись, что отличало ее манеру в целом, с готовностью выполнила его поручение. Миссис Гардинер взглянула на племянницу, желая узнать, была ли та, кого это приглашение касалось в первую очередь, настроена принять его, но Элизабет в этот момент отвернулась. Полагая, однако, что этот намеренный жест обязан скорее минутному замешательству, чем неприятию, по какой-либо причине, предложения, и видя у мужа, который любил общество, полную готовность принять его, она отважилась взять инициативу в свои руки и договориться о дне новой встречи. Решено было, что послезавтра устраивает всех.
Бингли весьма экспрессивно выразил радость от того, что вновь увидит Элизабет, поскольку ему еще многое необходимо ей сказать и задать множество вопросов обо всех друзьях, которых он завел в Хартфордшире. Элизабет, истолковав все это как его желание услышать побольше о своей сестре, была вполне довольна. Вследствие ли этого или по некоторым другим причинам она обнаружила, что после отъезда гостей способна оценить последние полчаса вполне положительно, хотя в течении визита, не ощущала какого-нибудь удовольствия от него. Стремясь побыть одной и опасаясь расспросов или намеков со стороны дяди и тети, она оставалась с ними лишь то время, что потребовалось, чтобы услышать их благосклонное мнение о Бингли, а затем поспешила удалиться, сославшись на необходимость переодеться.
Но у нее не было причин бояться любопытства мистера и миссис Гардинер – они, как люди деликатные, не хотели принуждать ее к общению. Не вызывало теперь сомнения, что она знакома с мистером Дарси гораздо ближе, чем они могли себе представить, и было очевидно, что он действительно влюблен в нее. Они увидели много занимательного, но ничего такого, что могло бы заставить их немедленно приступить к расспросам.
Теперь получалось, что о мистере Дарси следовало думать хорошо – все, что они увидели и узнали в последние дни, не оставляло в том сомнений. Их не могло не тронуть его доброе к ним отношение, и если бы им пришлось описывать его характер на основании своих собственных наблюдений и рассказа его экономки, не обращаясь к каким-либо другим сведениям, то многие в Хартфордшире, в котором он был известен, не признали бы такого мистера Дарси. Однако теперь встал вопрос, можно ли доверять рассказам экономки. Но и здесь они пришли к выводу, что не следует поспешно отвергать мнение столь авторитетного источника, как его экономка, знавшая его с четырехлетнего возраста и производившая впечатление почтенной дамы. Мнение их друзей из Лэмбтона также не претерпело изменений и хранило прежнее уважение к хозяину Пемберли. Им не в чем было его упрекнуть, кроме, разве что, излишней гордости. Гордость у него, вероятно, была, а если бы и нет, то жители небольшого торгового городка, где его семья появлялась нечасто и знакомств ни с кем не поддерживала, наверняка вообразили бы ее на этом лишь основании. Однако все признавали, что был он человеком великодушным и сделал много доброго для бедных.