Горе невинным

– Конечно, я согласна с мистером Маршаллом, – пожалуй, резковатым тоном отозвалась Мэри. – Какое другое решение мы можем предложить?

– А вот Филип не согласен с тобой, – возразил Микки.

Мэри резким движением повернула голову к своему мужу.

– Лучше попридержи язык, Микки, – невозмутимо ответил Филип Дюрран. – Не стоит много говорить, находясь в затруднительном положении. А между тем все мы сейчас находимся в таком положении.

– Итак, никто из вас не собирается поделиться с другими собственным мнением? – спросил Микки. – Хорошо. Пусть будет так. Однако, ложась на ночь в постель, давайте подумаем на эту тему. Я бы рекомендовал. В конце концов, каждому из нас хотелось бы знать, где он находится. А вы, Кирсти, может быть, вам что-то известно? Вы всегда что-то да знаете. Насколько я помню, вы всегда оказывались в курсе любых дел, хотя, признаю, каждый раз помалкивали об этом.

Кирстен Линдстрём ответила не без достоинства:

– Мне кажется, Микки, что тебе следует помолчать. Мистер Маршалл прав. Не следует говорить слишком много.

– Мы могли бы проголосовать, – предложил молодой человек. – Написать имя на листке бумаги и бросить в шляпу. Было бы интересно узнать, кто соберет больше всего голосов…

На сей раз мисс Линдстрём проговорила более громким голосом:

– Успокойся. И не будь прежним глупым и неосторожным мальчишкой. Теперь ты уже взрослый.

– Я же только предложил подумать об этом, – проговорил растерявшийся Микки.

– Мы все подумаем об этом, – сказал Кирстен.

И голос ее был полон горечи.

Глава 11

I

На «Солнечный мыс» опустилась ночь.

Под кровлей дома семеро людей устроились на ночлег, однако ни одному из них не удалось крепко заснуть…

II

Филип Дюрран после болезни и телесной инвалидности находил все большее и большее удовольствие в умственной активности. Всегда бывший человеком интеллектуально развитым, теперь он осознавал ресурсы, открывавшиеся перед ним посредством разума. Подчас он развлекал себя тем, что предсказывал реакцию окружающих на определенные ситуации. Его слова и поступки зачастую становились следствием не мгновенного озарения, но расчета, имевшего своей целью единственно и просто возможность понаблюдать за реакцией на них. Для него это было чем-то вроде игры; получая ожидаемый ответ, Филип как бы ставил галочку для себя.

В результате своего времяпровождения – впервые, быть может, в своей жизни – он стал остро воспринимать различия и реальные черты человеческой личности.

Особенности личности как таковой прежде не слишком интересовали его. Окружавшие его люди и те, кто попадался на жизненном пути, нравились ему или не нравились, развлекали его или досаждали. Филип всегда был человеком действия, но не мысли. Воображение, достаточно развитое, было обучено различным схемам делания денег. У всех его схем было здравое ядро, однако полное отсутствие деловой сметки неизбежно приводило их к плачевному результату. Люди как таковые до сих пор значили для него не больше, чем пешки в шахматах. Теперь же, после того как болезнь отрезала его от прежней активной жизни, он был вынужден считаться с индивидуальными чертами людей.

Все началось еще в госпитале, когда любовные интрижки сестер, их тайные войны и мелочные горести сами собой заинтересовали его внимание – просто потому, что уму было больше нечем заняться. A теперь интерес этот быстро превращался в привычку. Люди – в них заключалось все, что оставила ему жизнь. Всего только люди. Для того чтобы изучать их, разузнавать о них, подводить итоги. Решать, какая именно шестеренка движет их механизм, и проверять, прав ли он. На самом деле занятие это оказывалось достаточно интересным…

И только этим вечером, сидя в библиотеке, Филип осознал, как мало на самом деле знает о родственниках своей жены. Каковы они на самом деле? И что находится у них внутри, то есть скрывается под прекрасно знакомой ему внешностью?

Странно, как мало он знает об этих людях. И даже о собственной жене…

Филип задумчиво посмотрел на Мэри. Что в самом деле ему известно о ней? Он влюбился в нее, заметив красивую внешность и спокойные, полные серьезности манеры. Кроме того, у нее были деньги, а он трижды подумал бы, прежде чем жениться на бесприданнице. В ней его все устраивало, и он вступил в брак с ней, дразнил ее и называл Полли, и развлекался, внутренне посмеиваясь, когда Мэри не понимала его шуток. Но что… что он действительно знает о ней? O том, что она думает и ощущает? Он, конечно, не сомневался в том, что она любит его преданно и страстно… При мысли об этой преданности Филип неловко шевельнулся, передернув плечами, словно стремясь сбросить с них груз. Преданность хороша, если можно ежедневно расставаться с ней на девять-десять часов. К ней хорошо возвращаться домой. Однако теперь он окружен верностью, опутан ею, ухожен и превознесен. В подобной ситуации немудрено взалкать здорового пренебрежения… Приходилось на деле искать пути спасения. Умственного, конечно… ибо других не существовало. Приходилось обращаться к областям фантазии и размышления.