Он позвонил в райцентр, кратко обрисовал начальнику полиции ситуацию и попросил вызвать помощь из Барнаула. Нужно было транспортировать труп Волокушина, перевезти в изолятор Грязнову и Шлыкова. Кроме того, нужна была психиатрическая бригада – домоправительница Клавдия явно нуждалась в госпитализации, ее вой раздавался все громче, нужно было что-то с этим тоже делать.
Отправив полицейского-водителя за наручниками, он выволок немаленькое обездвиженное тело Шлыкова на улицу и покосился на дом, откуда доносился вой Клавдии.
«Это что же она такое с теткой сделала-то? – имея в виду, конечно, Грязнову, думал Вовчик, сидя на крыльце. – Не на ровном же месте та головой так поехала…».
Спустя полчаса вернулась Тина с полицейскими. Они вели с собой невысокую девушку в длинной юбке и простой кофточке. Добрыня только глянул на нее и сразу узнал Евсееву, хоть и сильно изменившуюся – похудевшую, подурневшую, с пустыми глазами, не выражающими ничего, кроме покорности.
– Вот… – Тина устало опустилась на крыльцо рядом с мужем. – Только не помнит ничего. Кто это так воет? – поморщилась она, бросив взгляд куда-то наверх.
– Клавдия, домоправительница. Невменяемая совершенно, надо на ночь ее хоть простынями, что ли, привязать… Где ты Оксану-то нашла?
– В крайнем доме. Там одни женщины, человек пять. Сдается мне, что все они – курсантки Конде. И ни одна ничего вообще не помнит – ни имени, ни фамилии, ни как сюда попали. Как Дарина. Вова, я хочу отсюда уехать, – вдруг жалобно проговорила Тина и заплакала, уронив голову на руки, сложенные на подтянутых к груди коленях.
Вовчик обнял ее, начал осторожно покачивать:
– Надо потерпеть до завтра, моя хорошая… Мы никак не сможем уехать сегодня, понимаешь? У нас труп, трое задержанных, потерпевшие, сумасшедшая – полный набор…
– И что – я должна провести ночь в компании с мертвым Волокушей? – спросила Тина, всхлипывая.
– Зачем? Мы переночуем в машине, на которой он приехал, – ты переночуешь, а мы с парнями покараулим тут. А то черт знает, что этим местным зомби в головы ударит. Надо ворота, кстати, запереть, – произнес он, и один из полицейских быстро выполнил это пожелание. – Такие дела, парни…
На ночь они приковали водителя внедорожника и Шлыкова в разных комнатах на первом этаже, Клавдию кое-как втроем скрутили простынями, чтобы не встала и не натворила чего, а Грязнову покрепче связали найденной в сарае веревкой, прикрутив ремнем все к той же каминной решетке.
– Может, тряпку с головы убрать? Вдруг задохнется? – с сомнением спросил один из полицейских.
– Ага, – кивнул Кущин. – А к утру она тебе велит нас всех перестрелять и свалит. Нет, я ее три года ловил не для этого. Теперь она все-таки сядет, я все для этого сделаю – крови мне эта баба попортила…
Он на всякий случай проверил, может ли Грязнова дышать, поправил сунутую в рот тряпку и пошел на улицу.
Тина сидела в машине, кутаясь в куртку. Вовчик вернулся в дом, нашел в спальне одеяло, принес жене:
– Ложись, поспи немного.
– Боюсь, – коротко бросила Тина.
– Чего? Я же с тобой.
– Я никогда не стреляла вот так, почти в упор, – прошептала она, и из ее глаз снова потекли слезы.
– Тинка… ты все правильно сделала. И выбора не было у тебя – он же Шлыкова на мушке держал.
– Вова, ну, ты-то знаешь, что все было не так, – устало произнесла Тина, вытирая глаза. – Я могла остановиться, когда прострелила ему руку.
– Тина, я – единственный свидетель. Шлыков не в счет, он, мне кажется, вообще толком не понял, что произошло, кто в кого стрелял, кто кого убил. И это к лучшему. А ты теперь, наконец, успокоишься. И вот поверь – когда Волокуша стрелял в твоего отца, он наверняка ни о чем не думал и не жалел. Ну, так и тебе не о чем. Захват заложника, угроза жизни – отпишемся как-нибудь. Ну, допросят тебя пару раз, всего и дел… Поверь – Севастьянов никому не позволит тебя обидеть. А упыря этого старого вообще жалеть нечего. Все, вытирай нос и ложись, нам завтра еще весь день тут работать.
В Москву они вернулись только через три дня. Сперва выбирались из Гнилой Топи, прихватив с собой, помимо Оксаны Евсеевой, еще пятерых женщин без памяти и впавшую в забытье Грязнову. Ее увезли сперва в изолятор Барнаула, а потом транспортировали в Москву, где она попала в медчасть.
Оксану и ее подруг по несчастью определили в психиатрическое отделение, Тина позвонила Покровскому, и тот приехал, хотя закончил работу с Дариной.
Увидев еще шестерых претенденток на его лечение, Даниил только руками развел:
– Ну, умеете вы, Тина, создать прецедент…
– Да я-то при чем тут? Не могла же я их там бросить, их ведь кто-то ищет… Надо фотографии куда-то на телеканал отправить, вдруг найдутся родственники?