Читаем Горячее лето полностью

Карпов сел на скамейку, стоявшую на середине, в самой гуще народа. Соседями его оказались трубопрокатчики. Он этому обрадовался. Настроение было такое, что не хотелось видеть рядом кого-нибудь из знакомых. Тем не менее он невольно примечал, где разместились строители поселка.

Вон в первом ряду — Березов с Егоровым. Через несколько человек от них — Петя Проскурин. Хазаров устроился, как он это любил, на большом круглом чурбаке в сторонке. Из-за его спины выглядывал Семкин. Владимир приглашал с собой Костюка, но тот ответил, что не любит ходить на собрания. В третьем ряду сидел Ивянский.

Председательствующий Мироненко предоставил слово для доклада начальнику стройуправления Боровому.

Владимир привык приходить на партсобрания с чувством сосредоточенности и ответственности. Но сегодня он не приготовил себя к собранию. Настроение было пасмурным. Положение с графиком стало катастрофическим, стройка снова отброшена на старые позиции.

Вспоминались слова Хазарова, сказанные им еще во время скандального спора в конторке: «Ваш график стеклянный. Достаточно легкого толчка, чтобы он разлетелся вдребезги». Толчков было более чем достаточно.

Вчера вечером он сел составлять новый график, пытался работать. И не мог. Выйдя на улицу, быстро, опустив глаза, прошел мимо строящихся домов, точно боялся посмотреть на них и прочесть упрек. Полевыми дорогами бродил до глубокой ночи среди колосящейся пшеницы, временами вздрагивающей и тихо шелестящей — от ветра ли, от шагов ли.

И о чем бы Владимир ни думал, обязательно рядом возникал образ Тони, а за ним маячила стройная фигура Вовки-футболиста в спартаковской форме.

Осторожно, исподлобья осматривался он теперь вокруг, опасаясь встретиться с осуждающими взглядами. Моментами казалось, что десятки, сотни глаз глядят на него сзади и с боков, точно попал он под жаркий перекрестный огонь.

Начальник стройуправления Боровой, пожилой, плотный, с блестящей лысиной во все темя, говорил ясно и четко. Он не напирал на успехи, не расписывал их выспренними фразами, но с видимым удовольствием приводил цифры. Цифры были веские. В самом деле, основные работы на строительстве завода — такие, как монтаж металлоконструкций, земляные, бетонные и каменные работы, за три месяца выполнены от ста до ста десяти процентов. Многие строительные операции механизированы. Правда, штукатурные и малярные да еще сантехнические работы несколько отстают, однако общий итог укладывается в план.

Владимир с минуты на минуту ждал, что Боровой от завода перейдет к поселку — тогда ему, инженеру Карпову, не поздоровится. И все же ждал он этого момента с нетерпением, потому что так или иначе серьезный разговор о Степном сегодня должен состояться.

Карпов напряженно следил за докладчиком и аудиторией. Все в нем было обострено, точно какие-то внутренние струны натянуты до предела: тронь их — оборвутся…

Тоня с Веткиной пришли к концу доклада. Они бесшумно сели на доски слева от Карпова. Владимир сбоку глянул на них и понял, что Веткина была чем-то возбуждена. На лице Тони, кроме усталости, ничего нельзя было прочесть. Девушки ни разу не посмотрели в его сторону. Он это чувствовал.

Когда Боровой заговорил, наконец, о Степном, Карпов насторожился, даже подался вперед, точно на партсобрании началось слушание его персонального дела.

Однако начальник о жилстроительстве сказал досадно мало. Главные работы на жилплощадке идут «нормально». Первая очередь домов будет сдана, по-видимому, в срок или с самым незначительным опозданием. Владимир удивился. Он даже испытал разочарование.

Вокруг прошел шепот, в котором явно чувствовалась неудовлетворенность.

Взглянув на Хазарова, Карпов увидел, как Семкин склонился к уху начальника, что-то сказал и передал бумаги. Хазаров сегодня собрался выступать — это несомненно.

В прениях первыми ораторами вышли заводские коммунисты. Сразу стало ясно, что рабочие пристально следят за ростом завода и поселка.

В рабочем, по фамилии Долинин, Карпов узнал того кузнеца, с которым он вместе спасал деревья во время грозы. Ему, наверное, не более тридцати лет и, конечно, лет пятнадцать он в горячем цехе. В каждом неторопливом жесте его чувствуется сила, каждое простое его слово дышит уверенностью. Кузнец говорит спокойно и негромко, но так, чтобы все слышали.

— Высокие проценты на бетонных работах — хорошо, на кладке — еще лучше. Приятно было узнать об этом из доклада начальника стройуправления. Большой объем работ сделан. Сегодня будет справедливым подвалить наших старательных строителей.

Оратор выдержал паузу, а Мироненко всем корпусом повернулся к нему, будто хотел подтолкнуть его, подсказать.

— Общий процент… — продолжал Долинин. — Общин процент высок, а план, товарищи, все-таки не выполняется.

— В графике пока идем! — послышался голос из рядов.

— В графике? Тогда я хвалить погожу.

— Замысловато говоришь. — раздалась реплика.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза