Горячий камушек

Дортмундер вылез из кабины, и когда он захлопнул дверь, звук раскатился меж деревьев, как грохот взрыва. Мэрч вышел с противоположной стороны, и они пошли вдоль разных бортов трайлера и встретились снова в его конце. Вокруг них повсюду были стволы деревьев, под ногами — оранжевые и красные листья. Листья все еще покрывали и ветви и все время падали, подрагивая, с веток вниз, как бы производя небольшое постоянное движение в окружавшем воздухе, которое заставляло Дортмундера бросать быстрые острые взгляды то в одну, то в другую сторону.

Дортмундер открыл заднюю дверь, и они с Мэрчем забрались в фургон. Его внутренность освещалась тремя светильниками матового стекла, расположенными наверху, и все его пространство было почти целиком заполнено локомотивом, справа от которого свободного места не было вовсе, а слева оставался узкий проход, еле позволявший проскользнуть вдоль него. Дортмундер и Мэрч пробрались к передней части тендера и влезли туда.

Проскер сидел на ящике с оружием, и выражение невинного беспамятства на его лице начинало давать первые трещины. Келп, Гринвуд и Чефвик стояли вокруг и смотрели на него. Оружия ни у кого видно не было.

Дортмундер подошел к Проскеру и сказал:

— Проскер, это просто, как мочало. Если ты отнимаешь у нас изумруд, мы отнимаем у тебя жизнь. Раскалывайся поживее!

Проскер посмотрел снизу вверх на Дортмундера невинно, как щенок, наделавший в неположенном месте, и проговорил:

— Я понятия не имею, о чем вы все твердите. Я больной человек.

Гринвуд с отвращением произнес:

— Давайте привяжем его к рельсам и прогоним по нему поезд разок-другой. Может, он тогда разговорится.

— Я сильно сомневаюсь, — сказал Чефвик.

— Мэрч, Келп, выведите его наружу и покажите, где мы сейчас находимся, — распорядился Дортмундер.

— Есть, — Мэрч и Келп весьма невежливо подхватили Проскера под локотки, стащили с тендера и протолкнули по узкому проходу в заднюю часть фургона. Они распахнули дверь и показали ему лес, деревья, сквозь листву которых послеполуденное солнце бросало яркие косые лучи, и когда Проскер нагляделся на все это, они снова захлопнули дверь, притащили его назад и опять посадили на ящик с оружием.

Дортмундер поинтересовался:

— Мы в лесу, не так ли?

— Да, — отозвался Проскер. — Мы в лесу.

— Ты помнишь про лес. Очень хорошо. Теперь взгляни-ка туда, на кабину машиниста. Что там стоит у стенки?

— Лопата, — сказал Проскер.

— А, так ты помнишь и про лопаты, — с удовлетворением заметил Дортмундер. — Я рад это слышать. А помнишь ли ты насчет могил?

Невинное выражение на физиономии Проскера полиняло еще сильнее.

— Вы не сделаете этого с больным человеком, — сказал он и с подчеркнутой слабостью прижал руку к сердцу.

— Нет, конечно, — сказал Дортмундер. — Но я сделаю это с мертвым человеком. Ведь мертвых хоронят в могилах.

Он дал Проскеру несколько секунд поразмышлять над сказанным, затем продолжил:

— Я сейчас объясню тебе, как все будет происходить. Мы останемся здесь на ночь, предоставить легавым возможность помотаться в поисках локомотива. Утром тронемся отсюда. Если до этого времени ты вернешь нам изумруд, мы отпустим тебя, и ты сможешь сказать полиции, что ты сбежал и что ты понятия не имеешь, чего ради все это произошло. Ты, естественно, не назовешь никаких имен, а не то мы снова явимся к тебе, в последний раз. Ты понимаешь, что мы достанем тебя, куда бы ты ни скрылся?

Проскер поглядел на паровоз, на тендер, на окружавшие его суровые лица.

— О, да, — сказал он. — Да, я понимаю это.

— Хорошо, — сказал Дортмундер. — Как ты управляешься с лопатой?

Проскер растерянно посмотрел на него.

— С лопатой?

— Ну да, с лопатой. На тот случай, если не вернешь изумруд, — объяснил Дортмундер. — Тогда мы утром двинем отсюда без тебя, и нам ни к чему, чтобы кто-нибудь тебя здесь обнаружил, так что тебе придется вырыть яму.

Проскер облизал губы.

— Я, — сказал он и остановился. Он еще раз вгляделся в их лица. — Я бы очень хотел помочь вам. Честно. Но я больной человек. У меня служебные неприятности, личные проблемы, моя любовница мне изменяет, у меня трения с Ассоциацией адвокатов, у меня был тяжелый нервный припадок. Почему, вы думаете, я оказался в лечебнице?

— Ты прятался там от нас, — объяснил ему Дортмундер. — Ты упрятал себя туда сам. Если у тебя хватило памяти на то, чтобы устроиться в психолечебницу максимальной безопасности, у тебя должно хватить ее и на то, чтобы вспомнить об изумруде.

— Я не знаю, что сказать, — нерешительно проговорил Проскер.

— Ну и ладно, — сказал Дортмундер. — У тебя целая ночь, чтобы это обдумать.

7

— Так достаточно глубоко?

Дортмундер подошел и заглянул в яму. Проскер стоял в ней в своей белой пижаме, яма доходила ему до колена, и он изрядно вспотел, хотя утренний воздух был прохладным. Начинался еще один солнечный денек, с бодрящим ясным воздухом осеннего леса, но Проскер выглядел так, как если бы стоял август и кондиционирование не работало.