Горячка

Серёга безнадёжно махнул мне рукой и исчез между ёлок. Вытащив из кармана рулетку, я побежал в мужское отделение, лавируя между сотнями ёлок и весело покрикивая на однополчан. В мужском было относительно тихо. Тут хранились небольшие, до полутора метра, ёлочки – предмет нашей гордости и восхищения. Они действительно были великолепны, вот только место их хранения вызывало у нас бесконечное и радостное злословие. Эти чуда были аккуратно навалены в длинном ряду кабинок, штук по 20 – 30 в каждой, а особенно хорошенькие были любовно вставлены в холодные и бессердечные глубины унитазов и писсуаров. Если бы владельцы огромных, баснословно дорогих квартир, таун-хаусов и рублёвских особняков знали, где и как хранятся их дорогущие древа, они бы просто обосрались бы от горя и возмущения. В этом отношение особенно приятно было вручать такие ёлочки (а такая ёлочка была у каждого уважающего себя экспедитора!) каким-нибудь расфуфыренным и снобически настроенным мадам, мелочно торгующимся из-за копеек и брезгливо смотрящим на вас и весь мир. В таких случаях я обычно просил их понюхать, как замечательно пахнут эти продукты датской предусмотрительности… И когда их высоко-холёные носы придирчиво склонялись к хвое, я расплывался в улыбке: “Чувствуете?” – спрашивал я. “Да… – неуверенно говорили они. – Пахнут не как наши ёлки, но запах… приятный… Да, определённо они ОТЛИЧНО пахнут!” Я улыбался ещё шире и отказывался от чаевых – зачем так много удовольствий сразу?!

В сущности, рулетка мне была не нужна. Я на глаз легко определял размер ели с точностью до 5 – 10 сантиметров, а по внешнему виду (все ели ещё в Дании были надёжно упакованы в плотную сетку и были похожи на торпеды) мог определить, насколько она будет пушистая, ровная и красивая вообще. Я работал на совесть и по возможности всегда брал самые лучшие ёлки, но к концу декабря их оставалось всё меньше и меньше, и нередко клиент получал довольно-таки чахлое деревце, взамен на свой совершенно полновесный и длинный рубль. И это притом, что сделать заказ он мог ещё в ноябре, с тем условием, чтобы елку доставили ему ближе к Новому году. Увы, такая предусмотрительность оборачивалась ему боком, и его справедливое возмущение не знало предела. Это был самый неприятный аспект работы, и тут мы были совершенно бессильны. Возможно, этих людей успокоил бы тот факт, что другие клиенты, получившие отличные елки раньше всех, звонили нам и тоже жаловались, что те высохли и пожелтели…

Воистину нельзя было предусмотреть всего наперёд: и самая лучшая ель могла не понравиться клиенту, и самая обычная нередко вызывала умиление всей семьи.

Оперативно отобрав и закинув в газель нужные ели (и положив про запас ещё с десяток), прихватив подставки, пилу, топор и прочую мелочь, я закрыл борт машины, опустил и закрепил тент и побежал к Андрею, хотя в этом и не было никакой необходимости.

– Разрешите доложить! – бодро рапортовал я. – Первая Краснознамённая Конно-Газельная Ёлочная Бригада им. товарища Доставки к отправке готова! Загрузка отсеков полная – 25 торпед!

Андрей неистово замахал на меня руками. Его тошнило от моей кипучей энергии и нездоровой бодрости в такую рань, но я был неумолим и продолжал орать:

– Дети ждут ёлок! Разрешите отдать концы?!

– Да катись ты! Псих! – не выдержал он.

Чудовищный распорядок этой работы безнадёжно расшатывал всем нам нервы, и если кто-то (вроде меня) становился от этого истерично-бодрым, то у других, напротив, начиналась глубокая и чёрная депрессия, выражавшаяся в апатии, отсутствии аппетита и неожиданных вспышках беспричинного гнева.

– Пить, товарищ генерал! То есть – есть! – снова гаркнул я и, глянув на часы, стремглав кинулся к газели. Ввалившись в кабину, я толкнул мирно спящего Василия – своего пилота.

– Вася! Московское время семь часов и хрен знает сколько минут, а дети уже плачут, смотрят в темноту и ждут своих злое…их ёлок! Подъём!

Вася, тридцатипятилетний мужчина со стажем, весёлый матершинник и дорожный ас, сладко потянулся и, приняв мой тон, зарычал в ответ:

– Едрить колотить! Есть контакт! Куда летим, штурман?

– На Смоленскую, мать её! Нас ждут там через 10 минут! Жми, Вася, дава-а-ай! – не прекращая орал я, выщёлкивая и прикуривая папиросу из пачки “Беломорканал”. Таких пачек у меня уходило за смену ровно две, хотя “на гражданке” я не курил вообще.

– Не бузи, желтопузенький, – осаживал меня Василий. – Московское время семь ноль две, успеем! Это ж газель, а не вертолёт! Домчимся – лучше не бывает!

Он сунул в рот сигарету, добавил громкости на магнитоле и газанул так, что машина пошла юзом, выбрасывая снег в лицо всякой “тыловой сволочи”, т.е. тем, кто оставался на складе, а не работал на переднем крае доставки датских ёлок страждущим человекам.

Глава 2

– Вот там – направо!

– Да вижу, не слепой! Номер дома какой?

– Четырнадцатый.

– Вон он. Устанавливать надо?

– Да кто ж их знает?! Народ дикий!!

– Прибыли…