Горящая земля

– А как насчет нее? – тихо поинтересовался Финан, покосившись на Скади, – та присела рядом со мной, но чуть позади кольца людей вокруг огня.

– Что насчет нее?

– Женщины не любят ее, господин. Они ее боятся.

– Почему?

– Ты знаешь почему.

– Потому что она – колдунья?

Я повернулся, чтобы посмотреть на Скади:

– Скади, ты видишь будущее?

Некоторое время она молча таращилась на меня. Ночная птица кричала в болотах, и, может быть, ее хриплый голос подтолкнул Скади, потому что она резко кивнула.

– Мельком, господин, – призналась она. – Иногда.

– Тогда скажи, что ты видишь, – приказал я. – Встань и скажи нам. Скажи нам, что ты видишь.

Она заколебалась, потом встала. Скади носила черный шерстяной плащ; он окутывал ее так, что, со своими черными волосами, распущенными, как у девицы, женщина выглядела высоким, тонким, черным как ночь силуэтом – сияло только ее бледное лицо. Пение дрогнуло, потом стихло, и я увидел, как некоторые из моих людей перекрестились.

– Скажи нам, что ты видишь, – снова приказал я.

Скади подняла бледное лицо к облакам, но долго молчала. Остальные тоже не говорили ни слова. Потом она содрогнулась, и я невольно вспомнил убитого мной Годвина. Некоторые мужчины и женщины и впрямь слышат шепот богов, и другие люди боятся их. Я был убежден, что Скади видит и слышит то, что сокрыто от большинства из нас.

Потом, как раз когда уже стало казаться, что она так никогда и не заговорит, Скади рассмеялась.

– Скажи нам, – раздраженно потребовал я.

– Ты поведешь армии. Армии, затеняющие земли, господин, и позади тебя будут расти высокие посевы, питаемые кровью твоих врагов.

– А эти люди? – спросил я, махнув на мужчин и женщин, которые ее слушали.

– Ты – тот, кто даст им золото, их господин. Ты сделаешь их богатыми.

Вокруг костра раздался тихий гул. Им понравилось услышанное. Люди следуют за господином потому, что тот дает золото.

– А откуда нам знать, что ты не лжешь? – поинтересовался я.

Скади раскинула руки.

– Если я лгу, – сказала она, – тогда я сейчас умру.

Она ждала, словно приглашая Тора нанести удар молотом, но единственными звуками были вздохи ветра в тростниках, потрескивание горящего дерева и смутный шум воды, ползущей в болота во время ночного прилива.

– А ты? – уточнил я. – Что насчет тебя?

– А я должна стать еще более великой, чем ты, господин, – произнесла она, и некоторые из моих людей зашипели, но эти слова ничуть не оскорбили меня.

– И кем же ты станешь, Скади?

– Тем, кем решат меня сделать судьбы, – сказала она, и я махнул ей, веля сесть.

Я вспомнил о другой женщине, которая подслушивала бормотание богов, – она тоже предрекала мне вести́ армии. Однако теперь я был самым презренным из людей – человеком, нарушившим клятву, человеком, сбежавшим от своего господина.

Люди связаны клятвами. Когда кто-то клянется мне в верности, он становится мне ближе брата. Моя жизнь – это его жизнь, так же как его – моя, а я поклялся служить Альфреду. Я подумал об этом, когда люди снова начали петь, а Скади присела рядом со мной. Как человек, давший клятву верности Альфреду, я должен был служить ему, однако я сбежал, и это лишило меня чести и сделало презренным.

Однако не мы правим своими судьбами. Три пряхи прядут наши нити.

Wyrd bið ful ãræd, – говорим мы, и это правда. Судьбы не избежать. Однако, если мы следуем судьбе, о которой знают лишь пряхи, почему мы приносим клятвы? Этот вопрос преследовал меня всю жизнь, и единственный сомнительный ответ, который я нашел, – клятвы даются людьми, в то время как судьба определяется богами, и клятвы – это попытки людей управлять своей судьбой. Но мы не можем контролировать свои желания. Клясться – все равно что править судном. Если ветры и приливы судьбы слишком мощны, рулевое весло становится бессильным. Поэтому мы клянемся, но мы беспомощны перед лицом wyrd – судьбы.

Я утратил честь, уплыв из Лундена, но в том повинна моя судьба, и мысль об этом приносила мне некоторое утешение непроглядной ночью на холодном берегу Восточной Англии.

Было и другое утешение.

Я проснулся в темноте и пошел на корабль. Его корма слегка приподнималась в наступающем приливе.

– Можете спать, – отпустил я часовых.

Наши костры все еще горели, хотя их пламя постепенно угасало.

– Присоединитесь к вашим женщинам, я присмотрю за кораблем.

«Сеолфервулф» не нужно было охранять, потому что тут не было врагов, но выставлять часовых – привычка, поэтому я сел на корме и стал думать о судьбе и об Альфреде, о Гизеле и об Исеулт, о Бриде и о Хильде и обо всех женщинах, которых я повстречал на крутых поворотах дороги моей жизни. Я не обратил внимания на легкий крен, когда кто-то взобрался на нос «Сеолфервулфа», все еще покоившийся на земле.

– Я не убивала ее, господин, – проговорила Скади.

– Ты прокляла меня, женщина.

– Тогда ты был моим врагом. Что же еще мне оставалось делать?

– И проклятие убило Гизелу.

– Это было не проклятие.

– Тогда что же?

– Я просила богов, чтобы Харальд взял тебя в плен.

Я посмотрел не нее в первый раз с тех пор, как она взобралась на борт.

– Это не сработало.

– Да, не сработало.

– Так какая ж ты колдунья?