Горящий лабиринт

Я попытался вспомнить лицо своей матери Лето. И не смог. Мой отец Зевс при всём своём ужасающем гневе был лишь смутным воспоминанием. Сестра… конечно, я не мог забыть своего близнеца! Но даже её черты оставались в моей памяти неопределёнными. У неё были серебряные глаза. Она пахла жимолостью. Что ещё? Я запаниковал. Я не мог вспомнить ее имени. Я не мог вспомнить своего имени.

Я расправил пальцы на каменному полу. Они дымились и крошились, как ветки в костре. Мое тело будто распадалось на пиксели, как тела уничтожаемых пандаи.

— Держись! Помощь близко! — шептала мне на ухо Герофила.

Я не понимал, откуда ей знать это, пусть она и была оракулом. Кто пришёл бы ко мне на помощь? Кто бы смог?

— Ты занял моё место, — сказала она. — Используй это!

Я застонал от злости и раздражения. Что за чушь она несёт? Почему бы ей снова не начать говорить загадками? Как я мог воспользоваться тем, что занял ее место, оказался в ее цепях? Я не был оракулом. Я даже богом больше не был. Я был… Лестером? О, класс. Это-то имя я помнил.

Я обвёл взглядом ряды и колонны каменных плит, теперь пустых, словно бы в ожидании новых заданий. Пророчество не было завершено. Может быть, если я найду способ закончить его… изменит ли это что-нибудь?

Должно изменить. Джейсон отдал свою жизнь, чтобы я смог зайти так далеко. Мои друзья рисковали всем. Я не мог просто сдаться. Чтобы освободить оракула, чтобы освободить Гелиоса из этого горящего лабиринта… я должен был закончить начатое.

Медея всё ещё бубнила своё заклинание, подстраивающееся под биение моего сердца, завладевавшее моими мыслями. Мне нужно было преодолеть его, разрушить точно так же, как это сделал своей музыкой Гроувер.

Ты занял моё место, сказала Герофила.

Я был Аполлоном, богом пророчеств. Пришла пора мне стать своим собственным оракулом.

Я заставил себя сосредоточиться на каменных плитах. Вены у меня на лбу вздулись, готовые взорваться фейерверком. Я выдавил:

— Б-бронза на злате.

Каменные плиты сдвинулись, образуя ряд из трёх блоков в верхнем левом углу пещеры. На каждом из квадратов появилось по слову, образовав надпись: БРОНЗА НА ЗЛАТЕ.

— Да! — воскликнула сивилла. — Да, именно! Продолжай!

Мне пришлось приложить неимоверные усилия. Цепи горели, пригибая меня к земле. Я в агонии простонал:

— Едины восток и запад.

Второй ряд из четырёх плит занял своё место под первым, пылая произнесёнными мной словами.

Из меня полились новые строки:

— Легионы спасены.

Лей свет на глубины,

Один против многих:

Никогда не сразить дух!

А древние слова рекли:

«Когда фундамент сотрясён!..»

Что это всё означало? Я не имел ни малейшего понятия.

Меняющиеся местами блоки и возникающие из озера камни для новых слов подняли настоящий грохот. Вся левая сторона озера была теперь наполовину скрыта под восемью рядами строк, напоминавшими выдвижное покрытие для бассейна. Жар спал. Мои кандалы остыли. Заклинание Медеи оборвалось, вернув мне способность мыслить связно.

— Что это? — прошипела колдунья. — Мы слишком близки к цели, чтобы останавливаться сейчас! Я убью твоих друзей, если ты не…

Позади нее Крест сыграл на укулеле аккорд до-диез. Медея, которая, очевидно, забыла о нем, чуть не свалилась в лаву.

— И ты туда же? — закричала она на него. — Не мешайте мне работать!

Герофила шепнула мне на ухо:

— Поторопись!

Я понял ее. Крест пытался выиграть мне время, отвлекая Медею. Он упорно продолжал играть на его (моей) укулеле серии из самых раздражающих аккордов, которым я его обучил. Некоторые из них он, должно быть, придумывал на ходу. Тем временем Мэг и Гроувер кружились в своей клетке из вентуса, безуспешно пытаясь вырваться. Один щелчок пальцев Медеи — и их постигнет та же участь, что и Флаттера с Децибелом.

Заговорить снова было даже труднее, чем вытащить солнечную колесницу из грязи. (Не спрашивайте. Долгая история с участием привлекательных болотных наяд.)

Каким-то образом я выдавил из себя еще одну строчку:

— То сокрушишь тирана.

Еще три плиты выстроились в ряд, но на этот раз — в верхнем правом углу.

— О, помоги крылатым! — продолжал я.

«Боги,» — думал я. — «Я говорю тарабарщину!» Но плиты продолжали следовать указаниям моего голоса и делали это намного лучше, чем Алексасириастрофона когда-либо.

— Есть жеребец великий,

Его дитя под златыми холмами.

Плиты продолжали укладываться, образуя вторую колонку линий, которая оставила видимой только тонкую полоску огненного озера в середине пещеры.

Медея пыталась игнорировать пандоса. Она возобновила заклинание, но Крест тут же снова помешал ей сосредоточиться с помощью ля-бемоль минор.

Волшебница закричала:

— Хватит, пандос!

Она вытащила кинжал из складок своего платья.

— Аполлон, не останавливайся, — предупредила Герофила. — Ты не должен…

Медея пырнула Креста в живот, оборвав его диссонансную мелодию.

Я всхлипнул от ужаса, но каким-то образом заставил себя продолжить.

— Да услышишь глас трубный, — надломленным, едва слышным голосом просипел я. — И повернешь поток красный…

— Прекрати! — заорала Медея. — Вентус, швырни заключённых…

Крест извлек новый аккорд, ещё более безобразный.