Горящий рукав (Проза жизни)

Сейчас Андрей по-прежнему «в силах», и когда его голос раздается в трубке, то редактор (я сам это наблюдал в Москве) почему-то почтительно приподнимает от кресла зад. Хотя никаким райкомом у нас давно уже и не пахнет — но есть, оказывается, и другая сила...

ОТ НИХ ВДОХНОВЕНИЕ

Чем пишет молодой писатель? Еще не кровью, нет. Он пишет пока веществом другого цвета, для жизни не менее важным, чем кровь. Чья молодость не была непрерывным полетом в любовную пропасть, кто не летел через города или улицы, чтобы только увидеть Ее, — тот вряд ли в последующие годы найдет в себе букетик огня, чтобы хоть что-то сделать.

Помню, как однажды, влюбившись, я утром встал и вышел на кухню. Надвигался домашний праздник, и на кухне стоял ящик перцовки и несколько упаковок яиц. Чтобы как-то уравновесить мое безумие или, наоборот, поддержать его, я, сидя на кухне, озаренной лучами восхода, выпил три бутылки перцовки и, поочередно делая омлет за омлетом, съел две упаковки яиц. И почти не заметил этого! Тот вулкан, что горел во мне, не заметил тех жалких крох горючего, которые прибавил тот «легкий завтрак». Я лишь окончательно уяснил, что должен сделать немедленно: увидеть ее. Что может быть важней? И как же я сразу этого не просек! Пометавшись по квартире, оделся. К сожалению — увидеть ее можно было только в час дня, когда она из своего режимного предприятия выйдет на перерыв. Куда деть четыре часа? Было ясно, что хоть на трон меня посади, я это расценю как ненужную глупость, задержку и больше минуты не усижу. Куда деть огонь? Будучи находчивым и решительным, я нашел выход: пойду-ка я к ней пешком, как раз через весь город, и страсти мои эти несколько часов найдут себе проявление в изнурительной ходьбе.

Центр города я миновал одним махом — культурные памятники мелькали, как в кино. За Обводным наступило не то что охлаждение или бессилие — напротив, огонь все прибывал. Но открывшийся предо мною серый, стандартный Московский проспект показался мне недостойным моей любви. Я решил двигаться по диагонали, через болота и пустыри — их безумная романтика гораздо больше соответствовала минуте.

До этого я раз десять подряд ездил из Москвы, где была сессия во ВГИКе, сюда и обратно и сейчас чувствовал, что накал не следует снижать: чувство закиснет. Любовь требует безумия, она долго не проживет, если кормить ее пресной кашей.

Я оказался в зарослях камыша. Даже не знал, что в этом районе существует такая роскошь. Я прыгал с кочки на кочку, обходил по пружинящим берегам коварные ямы с ряской — трудно поверить сейчас, но смерть была не так уж далека: одно неверное движение.

Обсыпанный какой-то липкой, цепкой трухой, от которой под рубахой зудело и чесалось, я выдрался из зарослей на широкое жаркое пространство. География, точная наука, не укажет тех мест. Они созданы были моей страстью. Пустыня, открывшаяся передо мной, была одолжена на время из Мексики. Сначала я просто шел по пескам, потом, одолев горячую, сыплющуюся под ногами дюну, увидел раскинувшуюся предо мной гигантскую стройку: казавшиеся крохотными с высоты, бетонные скелеты, ползущие букашками самосвалы. С восторгом поняв, что размах этот соразмерен моей любви и специально подарен, я кинулся по склону вниз. Такие пробеги, как тот, бывают лишь в страсти и азарте, с холодным сердцем увидишь лишь банку с огурцами в окошке напротив. Любовь дарит пространства. И лишь на этом горючем летишь в молодости. Не поймаешь потоки — застрянешь навсегда.

В пустыне я сражался с дикими самосвалами, не желавшими уступать мне дороги. Боясь этих страшных чудищ, пешком тут никто не ходил. Они надвигались, нависали надо мной, дико ревели. Дорогу они тут не привыкли уступать — что еще перед ними за ничтожество, ростом не достающее колеса? Задыхаясь восторгом и пылью, я шел прямо на них, чувствуя, что, уступив, — проиграю. Моя любовь требовала именно этого маршрута, и, если бы я хоть чуть уступил, она бы не простила.

Разойдясь впритирку с очередным из чудищ, я получил ощутимый удар в плечо. Этот монстр кинул в меня бутылку — но промахнулся, в голову не попал, и этот удар лишь добавил во мне восторга.

Когда я, как очередное чудо в пустыне, увидел на горизонте ее институт, я не поверил своим глазам: уже? И как я мог выйти на него? Я шел, совершенно не ориентируясь. И вышел в упор! Стер пыль с циферблата. Часы показывали ровно час — время ее перерыва! Совпало все. И это было не только хорошо, но и верно — попробовала бы жизнь не ответить на мой азарт!

Сотрудники института выходили из проходной и деловито стремились через сквер к кафе «Романтик» — вся жизнь их была наперед просчитана, как этот обед.

И она шла вместе с ними. Спутники ее первыми изумились, увидев меня: что это за дервиш? Ботинки были в грязи, одежда скукожилась, глаза забиты грязью. Она, приблизясь, глядела с изумлением. Я чуял ее испуг.

— Ты откуда это? — улыбнулась она.