Читаем Горящий рукав (Проза жизни) полностью

Дело опять же в том, что мне нравилось на этом свете почти все. Это касалось почему-то и женщин. В тот момент мне безумно нравились три. Правда, одна из них жила в Москве и давала мне некоторую передышку. Но две, включая мою жену, жили, как назло, в городе на Неве и даже были знакомы друг с другом, и порой мы даже вели беседы втроем, и у меня ну просто глаза разбегались. Я склонен был считать ситуацию удачной и безоблачной, но некоторые тучки все-таки набегали. Жена моя относилась к своей сопернице с симпатией, такой уж веселый и добрый характер у нее был. Может, свою роль тут играло еще и то, что она и понятия не имела о том, что перед ней — соперница. Да и кто вообще изобрел это нелепое слово? В чем, спрашивается, соперничали они, если блистали в совершенно разных сферах деятельности? Жена моя, можно сказать, вообще никогда ничем не занималась. Так какое же соперничество, в какой, извините, сфере могло происходить? И вообще, более непохожих женщин, чем они, трудно было придумать. Потому надуманным и нелепым (нелепым, как все надуманное) выглядел аргумент, что они-де соперничали-де в моей душе. Чушь полнейшая! Ни разу они не пересеклись и даже не сошлись близко в моей душе, настолько разными они были. Но кому-то надо нагнетать кошмар, портить идиллию! Жена моя, повторяю, прекрасно относилась к ней — правда, увы, не весь период их знакомства. Но соперницу (назовем ее так) ситуация почему-то не устраивала. В конце концов она поставила ультиматум — или я, или она! Нет — за давностью лет я, кажется, что-то путаю, и ультиматум был поставлен иначе: или она, или жена! Вот так вот! Из двух одно! Или я оставляю ее — и оставляю жену (удивительно, как в могучем русском языке одно и то же слово может иметь противоположные смыслы), или я оставляю жену и оставляю ее. Да! Даже в словах это трудно понять — а уж тем более в жизни. Не хотел я никого оставлять!.. В каком смысле — оставлять? Лучше я не скажу, какой смысл больше мне нравился, — оставлю вам поле для творческой деятельности. Лучше бы я не оставил никого! Смысл этого слова с годами меняется, отливая то одной противоположностью, то другой. Поэтому пригвождать его одним смыслом я не хочу. Хорошо еще, что никто не знал про третью мою знакомую в Москве — ей пока сокращение не грозило. Так что эту держим в уме. Но какую же выбрать из местных? Молодую и более амбициозную? Но, похоже, эта ее привычка знать все после нашего сближения станет всеобъемлющей — и тогда даже москвичке не поздоровится. Жена моя не столь амбициозна и проницательна, скорей — благодушна, но зато не делает ни черта, не подарила мне в жизни ни одного носка! В общем, в обеих есть прелести, и убивать одну половину души ради другой я не намерен!

Амбициозная назначила встречу утром, бодро сказав, что если я не приду, то это и будет моим ответом. Я маялся всю ночь. Амбициозная, надо понимать, разоденет меня как картинку (это она может, хвасталась не раз!), но глядеть на эту картинку будет одна. У жены я хожу оборванный и грязный — но зато любоваться мной могут все, кто ценит прекрасное. Ну почему надо кого-то душить? Лучшая половина жизни должна отвалиться, исчезнуть во тьме. Причем лучшими были обе половины! Так я маялся всю ночь. Утро вечера мудренее? Наоборот! Это сейчас как раз еще ничего, а вот утром, когда надо будет что-то решать (какой глаз вытыкать, левый или правый), будет мудрёнее, с огромной буквой «Ё»! Хорошо хоть в Москве третья половина есть! Это единственное, что меня согревало в той холодной ночи.

Вот сейчас моя жизнь станет в два раза хуже (хорошо, что не в три!). В комнате уже можно было различить предметы. Никогда раньше не бывало, чтобы рассвет повергал меня в отчаяние, — и вот, дожил! Верней — жизнь дожала меня. А точнее — не жизнь, а смерть. Уже восемь — а в десять утра одна половина моей жизни должна умереть. А я еще не решил какая! Хотя осталось всего полтора часа! Неужели никто меня не спасет?! Хорошо хоть, что половин — три! Но все равно — каждую жалко, до слез! А кто тебя может спасти, если даже любимые половины твоей жизни каждая только и думает о том, чтобы другая исчезла! Выхода нет: чтобы одна половина была — другая исчезнет. Но — какая, какая? Совсем уже стало светло, все было видно, но я так еще и не решил — какого глаза лишиться? Плакали оба. Кто придет мне на помощь, спасет меня? И Он пришел! Кто же он был? Да тот же я — кто же еще! Кто же еще лучше соображает? Соображаю я, оказывается, даже лучше, чем думаю. Отдаю приказы прежде, чем они проявляются в моей голове. Кому надо, тот уже выполняет, а я еще только понимаю, что имел в виду. Сначала кольнуло сбоку, точней — не кольнуло, а как-то царапнуло. Я прислушался, с ожиданием, почему-то радостным. Радость нахлынула раньше, чем пришла мысль, — душа слышит быстрее, чем голова! И тут резануло сильнее — я застонал.

— Ты чего? — зевая, спросила жена. Хорошая реакция!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза