Горящий рукав (Проза жизни)

И вот участники заплыва съехались на борт теплохода «Константин Симонов», стоявшего у причала Морского вокзала, в гавани. Мы сели ужинать в ресторане, и тут пейзаж за окнами поплыл — мы отчалили! То замечательное плавание — одно из самых лучших впечатлений жизни. Мы неслись по волнам, одновременно в салонах и гостиных корабля шли семинары, диспуты, выступления. Никогда раньше мы не видели столько иностранных коллег сразу — румяные тучные финны, крепкие стройные шведы, голубоглазые норвежцы. И все любили нас, вырвавшихся на свободу, — мы обнимались, выпивали, спорили, вдруг вспомнив забытый со школьных времен английский. Гуляли по Гамбургу, Копенгагену, Стокгольму, потом возвращались на родной корабль, потом чуть не всю ночь отплясывали с нашими новыми друзьями под дикие вопли замечательного ансамбля «Два самолета», приглашенного в плавание Житинским. Утром выходили на палубу, смотрели на волны. Мы мчались к свободе, к нормальной жизни, к равноправию, дружбе и любви со всеми нормальными народами и странами. Стоило все это затевать, все то, что так изменило нашу жизнь! И Володя Арро был в самом центре, деловито сидел в компании руководителей делегаций, решая такие вопросы, которых я даже не представлял.

Мне-то казалось, что все просто чудесно. В первый же день по дороге в бар я встретил одного земляка-писателя, позвал его с собой, а потом мы встретили второго, и я, сидя за столиком, обнимал их за плечи, пытался сблизить их, сдружить, но они отворачивались. Тут я случайно вспомнил: мне говорили же, что они заклятые враги — и в политике, и в жизни, и в литературе. Но какая может быть старая вражда, когда все так чудесно по-новому? Но они все же вырвались и ушли. Получалось, что я по пьяному делу пытался помирить классовых врагов? Никто, кроме меня, такой ошибки не мог сделать — характер опять подводил. Но разве не для общего примирения мы плывем?

Потом я с такой же радостью кинулся на замечательного эстонского писателя Тээта Калласа, с которым мы не раз веселились в комаровском Доме творчества в компании Житинского. Уж он-то, я считал, наш кореш! Тээт шел в компании своих земляков, о чем-то напряженно с ними беседуя. Со мной он поздоровался вежливо, но от поцелуя уклонился и задержался со мной ненадолго, все остальные прошли мимо, даже не глянув. Вечером на запрограммированную встречу петербургских и эстонских писателей пришел один Тээт. Тут я начал слегка трезветь... Свобода, за которую мы так ратовали, оказалась не так уж прекрасна и безобидна. Наши бывшие идейные противники стали теперь нашими единомышленниками и друзьями... верней — мы стали их единомышленниками и друзьями. А вот наши прежние единомышленники и друзья воспользовались свободой весьма неожиданно: показали, что больше не хотят иметь с нами ничего общего! Победа как-то стала слегка затуманиваться.