Горящий рукав (Проза жизни)

Я, как всегда, был туп, ничего не замечая, а если и замечая, то не соображая, и продолжал писать прежнее свое, будто бы ничего не менялось. Я спокойно тонул — писал книгу для издательства, которое закрывалось, но это почему-то не тревожило. Мое зеркало не отражало реальности.

Арро действовал гениально и четко — к нему, как в штаб революции, приезжали какие-то незнакомые, решительные люди, они о чем-то энергично совещались, после них приезжали новые.

Было сделано сразу два прорыва. Из детского писателя одним рывком Володя сделался драматургом, причем ведущим. Я лишь вяло удивлялся новому, свободолюбивому поведению кочегаров и поварих, считая это не самым важным и продолжая кропать что-то прежнее, свое. А Володя уже написал пьесу «Смотрите, кто пришел!», где прежний раб, парикмахер, став главным и разбогатев, приезжал покупать у бывшего крупного писателя дачу, красуясь и торжествуя. Заодно в него влюблялась жена писательского сына. Полный триумф — нового героя, нового драматурга. Пьеса пошла по стране, как пожар. Всем почему-то страшно нравилось смотреть, как их женщин имеют новые герои. Помню, как и я, потрясенный, смотрел его пьесу в театре на Литейном. За этой пьесой пошла череда других — «Колея», «Трагики и комедианты», — и в каждой Володя попадал в точку, не было в стране театра, не поставившего хотя бы одну из его пьес. Володя, довольный, возвращался с премьер, всегда оглушительных, — то из Петрозаводска, то из Перми. Победа его была мгновенной и полной. Поражение от победы отличать, оказывается, нужно — в том смысле, чтобы грозящее тебе поражение превращать в победу.

Но этим Володя не ограничился — и был прав. Разрушение Дома творчества было лишь отголоском крушения Союза писателей вообще, как и всего прежнего общества, — и тут тоже надо было действовать смело и решительно.

Весь порядок жизни, как и в тихой комаровской обители, вывернулся наизнанку — то, что работало прежде безукоризненно, как надо было начальству, теперь оказалось снаружи и требовало перемен. Даже директор Дома писателей, который прежде был лишь тихим техническим работником, теперь громогласно выступал на каждом правлении и смело говорил о сгнивших трубах и вопиющих проблемах в жизни тех, кто раньше за этими трубами безропотно следил.

И Арро (не раз, может, мысленно перекрестившись) стал вождем этих перемен. «Все! — провозгласил он на очередном собрании. — Ничего теперь не будет по-старому! Все будет теперь лишь так, как решим мы с вами!» Бурные овации.

Собрания шли чередой. В тусклые советские времена никто даже и не мечтал о такой явке и активности — и уже это было бесспорным доказательством того, что мы идем правильно. Ожил народ!

Теперь надо было сделать все то, о чем говорилось. Бывший председатель Союза Анатолий Николаевич Чепуров отошел в сторону, понимая, что новые времена требуют новых героев. И на общем собрании избрали председателем Вову Арро. Вот это прыжок: из обычного, рядового писателя, раньше не имевшего ни малейшего шанса руководить, он оказался в шикарном кабинете на третьем этаже, куда мы раньше все заходили с робостью! Перед ним была теперь стайка телефонов, и какой-то из них был таинственной «вертушкой», которая мгновенно соединяла с любыми органами власти.

Володя был хмур и деловит. Так много предстояло сделать! Он собрал правление из тех, кто особенно толково поддерживал его и дальше мог что-то сделать. Жизнь у нас забурлила. Один из самых энергичных Вовиных сподвижников, профессор Александр Алексеевич Нинов — плотный, напористый, открыл русское издание международного журнала «Всемирное слово». Яков Гордин привел молодых ребят, сделавших новое издательство, независимое от властей, тогда это казалось чудом, и Союз писателей горячо поддерживал их, помогал им пройти бюрократические препоны. Теперь это могучее петербургское издательство «Азбука» — независимое, правда, и от Союза писателей тоже. Но если уж быть независимым, то до конца.

Меня Володя, по старой дружбе, назначил своим заместителем. Помню наш приезд с ним в Дом творчества в Комарове уже начальниками. В этом убогом заведении предстояло переделать все, поставить на новую экономическую основу, сделать это «доходное место» (трехэтажный дом в самом элитном поселке!) независимым и прибыльным.

И вот Володя идет по территории Дома творчества рядом с директором. А я иду сзади и любуюсь им: даже осанка у него изменилась — прямая спина, властные жесты.

— Это что? Пищевые отходы? — подходит он к мусорным бакам. — И что там?

— Ну, что на тарелках остается после писателей... Макароны... лапша... — Директор даже зевает, что возмущает Арро.

— То, что делаете вы, — это преступление! Вы просто выкидываете деньги! Этими отходами можно откармливать несколько свиней и кормить писателей свежим мясом, а не вашей тухлятиной! В ближайшее же время купите поросят!

— А где содержать-то их? — вяло говорит безынициативный директор.

— Это ваш вопрос! Сколько сейчас тут машин?

— Две... Но одна сломана. А другую чинят.