Горящий рукав (Проза жизни)

Отметили юбилей. Потом с кузеном и лучшим моим другом Игорьком и свою надвигающуюся старость отметили — но отметили с юношеским задором, с песнями-плясками.

Проснулся у брата на диване. Разлепил глаз. Окна словно серой бумагой заклеены. Апрель, называется. Вдали за окном огромное здание какого-то учреждения, и на нем, на плоской крыше, безвольно поник красный флаг. Что старый флаг сник — это понятно. Но где же наш — новый, озорной? Ладно — не рви понапрасну душу. Не твой стиль! Звони лучше! Да-а! Ну и телефоны у нашего поколения! Еле кручу диск!

— Алло! — прохрипел я. — Это Владимир Викторович?

И вдруг, вместо грубых отказов, жизнерадостный голос того самого Викторыча:

— Это вы? Наконец-то! А мы тут ваши «Будни гарема» читаем нарасхват! На тетрадки ее разделили. Приезжайте!

— Да я уж в Москве! — говорю ему радостно.

Тут пошла пауза. Видно, к такой радости он был не готов.

— ...Да. Но дело в том, что я улетаю сегодня. В Париж!

Все ясно — понял я. Из Парижа не возвращаются. А если возвращаются, то совершенно другими, прежнего ничего не помнят. Чуть было трубку не положил. Да. Не перепрыгнуть мне щель между социализмом и капитализмом! Останусь тут. Но, однако, — не умолк!

— Простите, а где вы находитесь? — вдруг слышу свой голос.

И слышу ответ: оказывается, издательство находится в соседнем доме со мной!

— Сейчас буду!

Крепко озадачил его. Но прибыл действительно — «сейчас». А говорят еще, что жизнь не помогает, что «жизнь сложна»! Жизнь сложна — зато ночь нежна! Перебежал только Гороховую улицу (бывшее Гороховое поле). Через калиточку в усадьбу Разумовских проник и — во флигель. Через четыре минуты уже в его кабинете стоял!

— Вы? — глазам своим не поверил. — Так вот вы какой. Моложе, чем я думал.

— А я и есть моложе!

«Моложе, чем есть на самом деле». Но эта шутка, для первого раза, может сложноватой показаться. Сказал только:

— Вот и я.

— Тогда — виски, может быть?

— Обязательно!

И так моя третья молодость началась. Или, может, уже четвертая? Со счета сбиваюсь.

С московским издательством «Вагриус» молодость моя продлилась на десять лет. Два замечательных московских «плейбоя», Григорьев и Успенский, показали мне, что такое Москва! При всей их удали — а может, благодаря как раз ей — роскошно дело вели! Книги их сияли! И они были первыми, кто среди затопившей все тогда вокруг «глянцевой пены» стали и литературу современную выпускать. Ну, конечно, — не скучную. И я — первый эту серию открыл! А следующая книга — Александра Кабакова была, который сюда меня и сосватал. Спасибо ему. Перепрыгнул с их помощью щель между социализмом и капитализмом. И вот — живу. Васильев, один из основателей «Вагриуса», к тому времени уже умер, остались только Гри — Ус, но и они, два красавца, прекрасно дело вели. И меня — дружбой дарили. Помню, как пригласили они меня в какую-то суперолимпийскую сауну. Тазы там были из золота, рюмки из хрусталя, девушки — из фарфора. Даже страшно прикасаться.

«Нет! — понял вдруг с отчаянием я. — Не сумею я так писать, чтобы так жить!»

А кто — сумеет?

Однажды заглянул я к Григорьеву в кабинет. Над его столом нависал какой-то огромный, лысый тип, сипло что-то требовал. Гигантский крест с могучей шеи свисал — «гимнаст», как называют такое распятие сами бандиты, что его носят. Я решил, что это нагрянул рэкетир, предпочел стушеваться.

— Валера! Заходи! — вдруг с каким-то отчаянием воскликнул Григорьев.

Подмога требуется? Ну что ж — поможем, чем можем. Но выяснилось, что моя помощь не нужна. Точней — бесполезна. Не гость это, оказывается, а главный автор пришел. Его книжки, рассыпающиеся после прочтения, и в прямом и в переносном смысле кормили, на самом деле, издательство. И я был обязан ему! Его «Похождения, то ли бешеного, то ли слепого» завозились огромными фурами в подмосковные городки и прямо с колес расхватывались на ура. Одна женщина, которой не хватило экземпляра, заявила грузчикам (продавцами их трудно назвать!), что если до завтра эту книгу не прочтет — покончит самоубийством. Пришлось на следующее утро везти — ну, не один экземпляр, естественно, целую фуру опять. И опять разлетелась!