Фаныч — все звали его, по некоей трудно объяснимой ассоциации с фановой системой, которая еще зовется канализацией.
Чтоб отдохнуть от него, я уехал в отпуск на юг, но там, у добродушной говорливой хозяйки дома( где поселился я, муж вдруг Фаныч оказался! И потом много лет Фаныч преследовал меня. Прихожу в библиотеку — в гардеробе Фаныч, пальто почему-то не берет. В филармонии и то — вдруг перед началом концерта зарубежного маэстро входит в зал со стремянкой и начинает зубилом стену бить: мол, обождете, мои дела поважней! Избавился я от него, только написав рассказ «Фаныч». Победил его, пером! И поэтому появление его на террасе с тачкой даже порадовало меня. Жив! Похоже, создал я истинно народный образ! Поэтому с приходом (и особенно с уходом его) почувствовал прилив вдохновения. Не зря тружусь!
Приятно, когда весь мир твой, подчиняется тебе — сначала хотя бы на бумаге. После того как написал я «Жизнь удалась!», жизнь действительно стала удаваться. Как написал я, что герой, провалившись под лед, выбрался сухим, да еще с рыбой в руке, потому что воду из-подо льда откачали, так все стали говорить обо мне: «Ну! Попов! С этим разве что будет! Он если даже под лед провалится — сухим вылезет, да еще с рыбой в руке!» Так и пошло. Сладостно, когда мир подчиняется тебе, — и, глянь, это совсем нетрудно!
Писал. Время от времени плотоядно поглядывал на груду брикетов перед печкой, шевелил пальцами в носках. Зябну! Сейчас затоплю! Сейчас! На мое счастье, азарт работы не отпускал меня — никак от стола было не оторваться. И в этом, кстати, спасение мое, до сих пор. А тот день просто наглядно это показал!
Абсолютно случайно заехал приятель-инженер, который катил по шоссе мимо и вдруг почему-то вспомнил про меня. Услышал я сквозь дождь стук мотора, с досадой поморщился (и был не прав). Толкнув разбухшую дверь, друг вошел на террасу. Я уже заранее знал, что это он, — по характерному звуку мотора, хотя в машинах не разбираюсь.
— Сейчас, сейчас, — пробормотал я, глянув на него. — Сейчас, только закончу! Подожди!
Он посидел, нетерпеливо скрипя стулом, и мог бы так и уехать, но потом посмотрел на печку-цилиндр, на сваленные горой брикеты и спросил:
— Ты чего, самоубийством решил покончить?
— Почему это? — удивился я.
— А зачем тогда эти брикеты?
— Для тепла!
— A-а! А я думал — для самоубийства! Ты разве не знаешь, что эти брикеты — для котла? А в этой печке — верный угар, причем даже при открытой задвижке! Не знал?
— Знал бы — не взял... — я с ужасом смотрел на брикеты. — А тебе не нужны?
— Да нет — я еще поживу немножко. А откуда они у тебя?
Я рассказал.
— Да-а. Хорошо о тебе заботятся потенциальные читатели! Лучше выкини!
Ай да Фаныч! — восхитился я. Настоящий герой! Вечный! Вот так работаем.
— Погоди! — крикнул я вслед уходящему другу.
— Да ладно уж, вижу! — он махнул рукой, и вскоре послышался стук мотора, который я всегда узнаю. Надеюсь, друг не обиделся?
Я накинулся на машинку. Пережитое потрясение, как ни странно, сильно подтолкнуло сюжет, хотя речь там шла о другом. О чем?
Прошедшей зимой цены на продукты подскочили в тысячу раз! Оздоровление экономики. Но если бы цены подскочили всего в десять раз — и то не по карману. Карман был пуст. Все прежние пути обогащения как-то исчезли. Надвигался весьма необычный Новый год — за абсолютно пустым столом, даже картошки не было. Мало того что продукты подорожали астрономически, их еще не было пока нигде — обещанное оздоровление еще не наступило. Ложись и помирай! Мы с женой так и решили — встретить Новый год в постели: еще живыми или уже мертвыми. Сколько выдержит голодный организм.
И тут вдруг брякнул звонок. В дверях стояла румяная снегурочка. В прозрачном пакете у нее была пачка пельменей и бутылка водки! Я сглотнул слюну. Вот она, цена моего незаурядного дарования! «Подходяще!» — как отец говорил.
— Вы ко мне?
— К вам, Валерий Георгиевич! — не без восхищения в голосе проговорила она.
Снегурочка оказалась к тому же известной актрисой. Точно — в роли стюардессы ее видал! В отличие от меня и других моих несчастных коллег у нее в тот момент было все (а сейчас — все и еще больше). Она уверенно изложила предложение: уехать с нею на международном пароме «Анна Каренина» для написания сценария будущего фильма, связанного с паромом и, ясное дело, с деньгами пароходства.
— Но мы напишем о чем захотим, Валерий Георгиевич! — с энтузиазмом воскликнула она. — Ну, вознаграждение, естественно, гарантируется. Ну и, конечно, питание тоже!
«Да я бы и за одно питание согласился!» — подумал я, когда еще на трапе голова моя закружилась от волшебного запаха борща.
Правда, я не знал еще, о чем она хочет фильм. Но догадывался — о горьких муках любви в комфортных условиях международного парома, полного всяких баров, ресторанов, саун и т.д. Оказалось, что это не так легко.