Горят огни

Я всё еще не понимаю, но в голове набатом бьет мысль: надо что-то делать, срочно.

— В машину, Ник, — настойчиво требую я.

В надежде, что брату еще не отшибло мозги и он наконец зашевелит задом, бегу обратно, в самое пекло. Может быть, я совершаю ошибку, но если там и правда Костя — этим словам Ника верилось слабо, разве что кто-то из нас двоих сошел с ума — то ему, наверное, понадобится помощь. Несмотря ни на что, я чувствовала небывалый прилив сил и знала, что в этот момент смогу всё, что угодно.

Я не успеваю добраться туда, откуда будет хотя бы видно, в кого стрелять: с разбега влетаю в человека, и от резкого столкновения едва не падаю назад. Вовремя вспомнив опыт недавней встречи с Ником, не спешу никого пристрелить, сначала поднимаю взгляд, а затем забываю, как дышать: наверное, я всё-таки умерла, потому что прямо передо мной стоит Костя.

Мы смотрим друг другу в глаза не дольше секунды, но ощущается она как целая гребаная вечность.

— Уходим! — кричит мне парень, и, наверное, мы всё еще живы, потому что на том свете тебя не хватают так крепко за руку и не тащат вперед, вынуждая бежать и поскальзываться на чужой крови.

У Кости заканчиваются патроны, и я протягиваю ему свой пистолет: ему нужнее, как мне кажется. Он кивает в знак благодарности — слова в нашем положении слишком дорого сто́ят — и еще быстрее тянет меня к заветной двери.

На удивление, на улице пусто и никто не пытается нам помешать. Не успеваю я подумать о том, что это ненадолго, как мы уже пробегаем через ворота и оказываемся за пределами Елисеевской территории.

— Пригнись! — Костя обнимает меня за плечи и зачем-то пригибается к земле, заставляя меня сделать то же самое. В тот момент, когда от взрыва у меня закладывает уши, я уже лежу на животе, а парень закрывает меня своим телом, насколько это возможно.

Я не успеваю опомниться, как сильные руки уже дергают меня вверх, и я снова оказываюсь на ногах. Костя подталкивает меня к ближайшей машине, и я запрыгиваю на заднее сиденье, парень — следом за мной.

Только когда автомобиль срывается с места, я начинаю потихоньку возвращаться в реальность. Замечаю впереди Люсю — разве она умеет водить? — и Ника на пассажирском месте. Рядом с нами — Дима, истекающий кровью даже несмотря на наспех сделанную перевязку, но всё еще в сознании. Устало кладу голову Косте на грудь; у меня, как и ни у кого из нас, нет сил даже на пару фраз, но надо же сказать хоть что-нибудь, потому что всё происходящее — сплошой гребаный сюр.

Я по-прежнему ничего не понимаю, да даже пока и не пытаюсь осмыслить, но адреналин понемногу спадает, а на смену ему приближается паническая атака. Я уже слишком хорошо знаю это чувство, когда она еще не началась, но вот-вот обязательно будет. В попытке найти в окружающей обстановке хоть что-то нормальное озираюсь по сторонам, и взгляд упирается в Диму. Друг дышит как-то неправильно, слишком рвано, и я придвигаюсь поближе.

— Не смей закрывать глаза, слышишь? — Дима смотрит на меня из-под полуприкрытых век и, кажется, не очень понимает.

Костя тоже наклоняется к нам, хотя я понятия не имею, как и чем здесь помочь прямо сейчас. Я так и не узнала: с интонацией заправского таксиста Люся оповещает, что мы приехали.

Мы очень несобранно и недружно вылазим из машины: каждый из нас едва стоит на ногах. Я замечаю, что следом паркуется еще один точно такой же джип, из которого выпрыгивает Паша. Судя по тому, что больше там никого нет, кто-то из наших навсегда остался под обломками Елисеевского дома.

А в нашем доме — да, почему-то именно в нашем — кажется, собрались все кому не лень. Сразу же на порог выбежала Таля, да так и замерла, уставившись на нас. Ее взгляд скользул по нам с Костей и остановился посередине: на Диме, которого мы, пошатываясь, пратически волокли на себе. Немая сцена продолжалась бы еще долго, если бы Костя не прикрикнул на подругу.

— Чего стоишь, как истукан? Чего ты тут не видела? Талина, блять, проход не загораживай, помощь нужна!

Сестра «отмирает», и сразу же всё вокруг наполняется такой суетой, что я снова чувствую себя словно не из этой реальности. Мне всё еще неудобно идти, хотя Дима уже в надежных руках каких-то семейных медиков; посмотрев под ноги, понимаю, что дело в наполовину отвалившемся каблуке, но никак не могу вспомнить, когда именно это случилось. Наверное, уже неважно.

Скинув туфлю, остаюсь в одной: на другую уже нет сил. Таля, которая всё еще мельтешит по дому, делая одновременно кучу дел, подлетает ко мне. Я должна очень много ей рассказать, да и она мне не меньше, но точно не сейчас.

— Жрать, — только и могу произнести я, направляясь к холодильнику. — Шпашибо, я в душ, — по очереди откусываю от сосиски и огромного куска сыра прямо на ходу.

— Сейчас принесу тебе вещи, — вздыхает сестра.