Горят огни

Вокруг так много народу, что никто ничего не замечает. Лена завороженно смотрит за тем, как Грейсон аккуратно, практически невесомо, перехватывает руку Анастасии и внимательно смотрит на оставшиеся следы. С серьезным видом задает какой-то вопрос, ловит ее взгляд. Настя смотрит удивленно, почти что по-детски — последний раз Лена видела ее такой лет в восемь — и отвечает: шепотом, судя по губам. Разумеется, ничего не слышно, но Грейсон тут же выходит из зала. Настя устало опускается на диванчик: никто бы ничего не заподозрил, просто Лена за эти годы слишком хорошо выучила повадки сестры — и закуривает, чуть прикрыв глаза.

Грейсон вскоре возвращается и, Лена готова поклясться, ищет глазами Настю. Когда наконец находит, приближается к ней и почтительно склоняет голову. Старшая сестра незаметно подбирается поближе, но ничего не расслышать: гостей здесь не меньше тридцати, и кто-то постоянно что-то говорит, ходит по залу, перекрывая обзор.

У Игоря, проходящего мимо в поисках сына, буквально отваливается челюсть, когда откуда-то сбоку вместо привычного «Анастасия Львовна», произнесенного с гордостью и всецелым чувством собственного превосходства над собеседником, он слышит простое:

— Анастасия.

— Александр, Алекс, — обернувшись, Игорь видит, как Грейсон целует его сестре руку.

— Ну тогда я буду звать вас Саша, — младшая Снегирева улыбается и лукаво смеется глазами, и «Саша» на непонятной смеси русского и английского приглашает ее на танец.

Потом появляется и Владимир, весь какой-то помятый, без прежнего лоска, с которым он разгуливал по залу до полуночи. Игорь не слышит, о чем Елисеев говорит с их отцом, но Лев Геннадьевич с каждым словом становится всё больше похож на пресловутого царя зверей, чем на гостеприимного хозяина дома в праздничный вечер.

Во время танцев Лене приходится забыть про своего кавалера и сполна отдуваться за младшую сестру, которая всю ночь кружится в паре только с Грейсоном, не замечая, кажется, никого вокруг. Каждый танец Лена танцует с кем-то новым, ведь по правилам гостеприимства, старательно вдалбливаемых отцом в голову, нельзя никого обделить вниманием. Больше всего ее раздражает то, что на Настю ведь даже злиться по-настоящему невозможно. Украдкой наблюдая за сестрой, Лена видит, как блестит зелень ее глаз: к дьявольскому огоньку добавилось что-то новое, светлое и лучистое.

Ночь плавно перетекала в зимнее утро, и, когда гостям уже пора было разъезжаться, Александр, галантно протянув Анастасии руку, на ломаном русском спросил:

— Могу я провожать вас домой?

— Это и есть мой дом, — Лена видела, как искренне улыбается младшая сестра.

О том, что произошло той новогодней ночью, Настя призналась брату и сестре лишь спустя несколько лет, хотя из ее рассказа они узнали мало нового. Никто из семьи не удивился, когда через два дня после Рождества, девятого января, Снегиревы по решению Льва Геннадьевича и правда объединили бизнес, правда, вовсе не с Елисеевым, а с Жилинским. Более того, имя Владимира после Нового Года в доме и вовсе было под запретом. Жилинские стали бывать у Снегиревых гораздо чаще, чем раньше, Настя ликовала, а Игорь неожиданно для себя даже подружился с Леонидом и нашел с ним очень много общего.

Александр Грейсон, посетивший Москву лишь по делам, остается до самого марта, а затем, улетев обратно в Лондон, в начале апреля возвращается насовсем. Он руководит своим бизнесом на расстоянии и во многом помогает Снегиревым. Суровый Лев Геннадьевич и не думает отходить от дел, но условно делит компанию на равные части и передает своим детям: в конце концов, он ведь примерный отец и любит всех троих одинаково. Правда, с полного согласия главы семейства Грейсон вкладывает в бизнес Снегиревых значительную часть своих активов, по размерам не уступающую доле Игоря, Лены или Насти, и теперь в компании не три, а четыре одинаковые по объему доли.

Когда солнечным июньским днем Анастасия Снегирева говорит в ЗАГСе уверенное «да», никто тоже не удивляется: кажется, именно к этому всё и шло. Александр Грейсон, полгода назад покинувший родину, выглядит абсолютно счастливым, а Настя смеется и всё так же по-русски называет его Сашей.

Пока Игорь с головой ударяется в семейный бизнес, параллельно оформляя документы на развод, в январе девяносто пятого Лена выходит замуж, правда, уже на четвертом месяце беременности. Не то чтобы отец, больше всего занятый на тот момент строительством огромного семейного дома для Снегиревых и Жилинских — почти что дворца — был в восторге, но и не протестовал, хотя в итоге их брак, как он и предсказывал, не продержался и года.