Горят огни

В марте беременной оказывается и Анастасия, а в середине декабря, после рождения девочки, всё семейство с жаром спорит, выбирая ей имя. Александр Грейсон хочет что-то исконно русское, мать хочет назвать ее Евгенией, а дедушка — уже в третий раз! — без конца твердил о том, что малышку даже лучше будет назвать каким-нибудь иностранным именем. «Женя» звучит как английское «Джейн», но «Джейн» никому не нравится, «Жанна» — тем более, и коллективным разумом изобретается что-то среднее: Джина. Джина Александровна Снегирева-Грейсон.

Лена наблюдает за тем, как меняется младшая сестра: «одомашнивается», становится спокойнее и хозяйственнее — но в то же время остается совсем такой же, не уделяет бизнесу ни на минуту меньше времени, чем прежде, и точно так же с жаром отстаивает свою точку зрения в делах и на пару с достопочтенным Львом Геннадьевичем носится с фамильными драгоценностями, как курица с яйцом, разве что к курению так и не возвращается. Лена начинает подозревать, что с семейными реликвиями что-то нечисто, но если Настя молчит, как партизан, то что уж говорить об отце: видно, еще не пришло время, чтобы кто-то что-то рассказывал.

Лена жалеет об упущенном времени, когда вместо того, чтобы слушать отца, считала ворон, ведь теперь, когда она наконец действительно хочет управлять бизнесом и с головой бросается в этот чертов омут, то по-прежнему мало разбирается в чем-либо, кроме финансовых вопросов, вдолбленных в голову за пять лет учебы на экономическом. Лена видит, как сильно отстает от Игоря и Насти, но знает, что справится: после расставания с мужем она, кажется, стала в разы сильнее, чем вообще когда-либо была, особенно когда ее десятимесячная Талина Романовна Власенко — фамилию дочери Лена так и не поменяла — неожиданно произносит свое первое слово.

В жарком июле тысяча девятьсот девяносто седьмого года Игорь Снегирев снова женится, в этот раз — на Кристине Викторовне Жилинской, родной сестре своего бизнес-партнера и друга. Игорь ловит радостные взгляды сестер и уважительный — отца. Кажется, впервые в жизни Лев Геннадьевич одобрил решение сына.

Игорь радуется, что его влияния хватает, чтобы забрать восьмилетнего Никиту не через суд. В реалиях Снегиревых вопросы решаются совершенно другими способами, и, наверное, на каком-нибудь страшном божественном суде это зачтется всему семейству, но не сегодня, точно не сегодня. С детства миролюбивый, Игорь уже окончательно ожесточился и привык к неприглядной изнанке управления бизнес-империей в лихие девяностые: он еще слишком хорошо помнит, как беременная Настя летом девяносто пятого скакала по крышам с пистолетом и чудом осталась жива.

Отвергнутый когда-то Елисеев за эти годы расширял свое влияние с таким рвением, что к этому лету стал для Снегиревых и Жилинских, неофициально именовавшихся уже семьей «Леоноро», полноценным конкурентом. Лев Геннадьевич, всё желавший увековечить в истории не только благородную фамилию Снегиревых, но и себя лично, придумал для объединенной семьи название, исходя из игры слов на эсперанто — мертвом языке, искусственно созданном для международного общения, который старший Снегирев знал не хуже, чем французский, английский или немецкий. В переводе расшифрованное название группировки означало «золотой лев».

Лев Геннадьевич посвящал уйму свободного времени внукам, пока их родители разбирались с делами и буквально воевали с Елисеевым за сферы влияния. Дедушка рассказывал невероятно интересные истории — не зря же по профессии он был историком, в конце концов — и придумывал для внуков всё новые и новые игры. Все трое, кстати, были до невозможности зеленоглазыми.

В начале августа, когда подмосковный особняк Леоноро достроен, Снегиревы и Жилинские собираются там, чтобы отметить такое событие: стройка успела проехаться катком по всем, ведь Лев Геннадьевич — и впрямь гордый царь зверей — требовал от каждого члена семьи максимального участия. Игоря передергивает от дурацкого, по его мнению, названия, но невозможно перечить отцу, даже если тебе самому уже за тридцать, а твой собственный сын скоро пойдет во второй класс.

Леонид Жилинский волнуется. Праздник с самого начала проходит тревожно, ведь вчерашние переговоры с Елисеевым не только не привели ни к чему хорошему, но и закончились так плохо, что из ряда вон. Игорь в красках расписывает, как удачно сложилось, что Анастасия поехала по другим делам: если бы Елисеев увидел ее вчера, то точно не обошлось бы без кровопролитий.

Правда, самой Анастасии, кажется, нет до бывшего воздыхателя никакого дела: она увлеченно щебечет с Варварой, обсуждая новые рецепты тортов, и рассуждает о рентабельности сети кондитерских, которую было бы неплохо открыть. Поэтому, когда в дом врываются люди с автоматами наперевес, она оказывается застигнутой врасплох больше, чем кто-либо, но оттого еще более сосредоточенной.