Горят огни

— Ты помнишь мою маму? — ни с того ни с сего спрашиваю я, потягивая из любимой чашки черный байховый. Этот вопрос не давал мне покоя с самого утра, и я всё никак не решалась его задать, но когда сидишь за столом с чаем — самое время для таких разговоров.

— Если честно, не то чтобы очень хорошо, — чуть покачивая головой, отвечает блондин. — Когда наши мамы подружились, мне только исполнилось три, а когда вы уехали, мне не было еще и девяти. Детские воспоминания со временем притупляются, смешиваются, — я смотрю на Костю с необъяснимой тоской, — но что-то всё же остается, — ободряюще добавляет он, заметив нотки отчаяния в моем взгляде. — Что бы тебе ни говорили, твоя мама была чудесной женщиной, а твой дядя недолюбливал ее лишь за то, чего не было в нем самом, но что так ценил и его отец, и даже он сам, — тихо продолжает парень. — Еще тетя Настя умела видеть людей насквозь, буквально с первого взгляда, и, наверное, поэтому даже родные брат с сестрой не знали ее по-настоящему: она никому не открывалась полностью, — я слушаю, как завороженная. — Разве что моей маме, ведь они проводили вместе столько времени, что иначе никак, — парень тянется за сигаретой, и, выдохнув дым, прикрывает глаза, — и твоему отцу. Было видно, что они очень счастливы вместе, а без доверия это ведь невозможно.

Я придвигаюсь ближе и кладу голову ему на плечо. Курить хочется до невозможности, но целую сигарету я не осилю, а потому аккуратно вынимаю источник никотина из Костиных пальцев и, неспешно сделав несколько затяжек, возвращаю обратно. Говорить не хочется: только слушать приятный бархатный голос, рассказывающий про маму какую-то добрую сказку с заведомо грустным концом.

— Ты безумно на нее похожа, — парень приобнимает меня и притягивает ближе. Кажется, нам обоим в этой жизни не хватило объятий и тепла.

— Правда? — поднимаю на него глаза — такие же, как у мамы.

— Правда, — смотрит, не отрывая взгляд. Странно, но почему-то именно с ним у меня получается разговаривать и без слов.

Впереди еще полдня и потрясающее чувство, когда вокруг — куча проблем и важных дел, которые нужно сделать поскорее, но, пока нет никаких стихийных бедствий, можно хоть немного расслабиться. Я думаю о том, что было бы неплохо перебрать выкопанную Костей картошку, обрезать виноград или на худой конец хотя бы посмотреть фильм — я до сих пор не видела «Мрачные тени» с Джонни Деппом — но мысли о родителях не дают мне покоя.

Оставив парня наедине с оставшимся чаем, я направляюсь в свою комнату и достаю с верхней полки шкафа мамину шкатулку. Я ведь даже не знаю, как выглядели ее любимые драгоценности: максимум, который я видела, был старыми и чуть размытыми от времени фотографиями. Украшения едва заметно поблескивают на свету, и какое-то непонятное чувство глубоко внутри подводит меня к зеркалу.

Когда Костя заходит в комнату, я словно под гипнозом рассматриваю свое собственное отражение. Кто бы мог подумать, что благодаря обычной примерке украшений во мне проснется семейное самосознание и я смогу взглянуть на себя с совершенно другой стороны? Я буквально вижу оживленный блеск в своих глазах: у мамы такой был заметен даже на фото — и в глубине души жалею, что отрезала волосы. Если бы не этот безрассудный шаг, нас было бы почти не отличить.

— Ты… Просто вау, — слышу я.

— Челюсть с пола подбери, она тебе еще пригодится.

Помедлив, я снимаю украшения и аккуратно складываю их на место, а парень по-прежнему неподвижно стоит в дверях и смотрит так, словно весь окружающий мир сконцентрирован лишь во мне, а остального — просто не существует. Примерно так же Таля смотрит на булочки с ветчиной и сыром, а Бродяга — на пиво, к которому его летом приучил Тоха. Настолько пристальное внимание немного смущает, но в то же время так и тянет быть ближе.

Я улыбаюсь.

— Ты чего?

Делаю неловкий шаг навстречу, а в следующий миг наши губы сливаются в поцелуе. Это происходит так стремительно, что едва ли кто-то из нас успевает понять. Оторвавшись на мгновение, смотрю в потемневшие от желания серые глаза, в которых сейчас вместо солнечных лучей — стальной отблеск, немного пугающий, но такой завораживающий. Я не знаю, что парень видит в моих, но успеваю уловить, как его радужка становится еще темнее, и почти сразу мы набрасываемся друг на друга, как безумные. С каждой секундой становится всё жарче, возбуждение закручивается в животе и растекается по венам, и неумолимо хочется продолжения.

Я уже ничего не соображаю, когда мы перемещаемся к кровати, при этом не прерывая поцелуй. Я как будто не своими руками нетерпеливо расстегиваю неизменную белую рубашку — у него их целый шкаф, что ли? — но пальцы не слушаются, и на середине я плюю на всё и одним рывком дергаю края в стороны. Пуговицы разлетаются вокруг, но сейчас не до них, и я снова зарываюсь руками в волосы парня.