Горят огни

Я не понимаю, зачем, но тут взгляд натыкается на большое зеркало напротив, и сначала я не узнаю людей в отражении. Мы выглядим, мягко говоря, облезло, и я замечаю, как лицо Тали вытягивается в ужасе от увиденного. С тоской отмечаю, что любимое серое замшевое пальто придется выбросить: бурые пятна крови, засохшие на нем, не уберет уже ни одна химчистка. Штаны заляпаны какой-то грязью и порваны на коленке; ботильоны вполне живы, но промокли насквозь. Макияж самым кошмарным образом размазан: хоть я почти не красилась сегодня, но косметика смешалась с кровью, пылью и потом, и мое лицо представляло теперь ужасное зрелище.

— Переодеться? — бормочет Таля, у которой дела обстояли ничуть не лучше. — Да нет, тут уж лучше переродиться.

Кеша старается не засмеяться, и я, заметив это, смущенно объясняю, что нам не во что: на смену у нас с собой только верхняя одежда, и то по чистой случайности.

— Не вопрос, — улыбается Иннокентий. — Правда, придется подождать полчасика, — и убегает куда-то, оставляя нас в недоумении.

Зато теперь становится ясно, почему весь офис так странно на нас смотрел и почему охранник, кажется, не поверил, что я — это я: я вот посмотрела сейчас в зеркало и тоже не поверила. А мама всегда выглядела безупречно.

Подумав о ней, я начинаю лихорадочно вспоминать, где же оставила сумку: ровно до тех пор, пока наконец не замечаю, что она болтается у меня на плече. Это радует: на всякий случай я всегда ношу с собой салфетки и немного косметики, но если бы сумка осталась в машине, то идти за ней в таком виде через всё здание я бы не рискнула. Вот уж не думала, что после возвращения мне пригодится выработанная еще летом привычка забирать все жизненно необходимые вещи с собой.

Умывшись как можно быстрее, я бросаю в Талю пачку салфеток. Сестра вдруг улыбается.

— Теперь ты понимаешь, как важно для нас, а в особенности для тебя, всегда хорошо выглядеть? — я вынуждена согласиться. — Это твоя мама могла не париться, ее сравнивать было не с кем, — продолжает сестра, — а для тебя мамиными стараниями уже задана планка. Нужно же хоть как-то соответствовать.

Таля права, как никогда; я и сама думала о том, что мне нужно равняться на маму. Хотелось, конечно же, большего, но для начала неплохо было бы достичь хотя бы ее уровня: я не была уверена, что у меня когда-нибудь получится. Наплевав на усталость, я вновь подхожу к зеркалу и подкрашиваюсь на скорую руку. Таля, которая успела сделать восхитительный макияж буквально из ничего — у нее всегда хорошо получалось — вздыхает.

— Не годится, — выносит вердикт сестра. — Ты ведь не мусор выносить идешь, — она качает головой. — Ничего, сейчас подправлю.

Слова Тали звучат как угроза, и я невольно зажмуриваюсь, но тут же слышу команду расслабить лицо. Я смутно представляю, что подруга может там наколдовать — хоть что-нибудь будет уже волшебством — но когда она заканчивает, я настолько сильно отличаюсь от того, что было еще полчаса назад, что буквально не узнаю себя.

— Вау, — как же красиво преображается взгляд с этим оттенком теней, — как тебе это удается?

Лицо сестры озаряется довольной улыбкой.

— На днях читала про цветотипирование и решила попробовать с макияжем, — в ее глазах вдруг мелькает идея, — а если открыть свою студию красоты или создать бренд одежды или косметики?

— Обязательно, — поддерживаю я. — А лучше и то, и другое, — всматриваюсь в свое отражение, любуясь темно-красной помадой. Таля снова права: мне, как и маме, такая действительно очень идет.

Неплохо было бы еще и причесаться, и нам почти удается это сделать одним крохотным гребешком на двоих; надо не забыть купить сумку побольше и на будущее всегда носить с собой нормальную человеческую расческу, а лучше две: вдруг Тале тоже понадобится. Наверняка можно было попросить у Кости, ведь у него в столе стопроцентно лежит запасная, но я подумала об этом слишком поздно.

Только я вспоминаю про парня, который, к слову, всё еще не выходил из своего кабинета, как к нам возвращается Иннокентий.

— Я добыл для вас вещи, — улыбается он. — Кстати, вот и ваши пакеты из машины.

Секретарь оставляет всё на соседнем диванчике и тактично удаляется из приемной, а мы, сгорая от нетерпения, бросаемся к принесенной невесть откуда одежде. Остается лишь гадать, каким образом вещи идеально подходят под наши размеры, но сидят они изумительно: и черные брюки с высокой талией, словно родом из девяностых, и цветные рубашки: я выбираю себе красно-бордовую, Таля — сапфирово-синюю. Мы сразу же переобуваемся, и я добровольно выбираю ботильоны на каблуке, чем-то похожие на мои осенние: в конце концов, я решила отказаться от каблуков только с завтрашнего дня.

— Сюда бы больше подошли замшевые лодочки в тон рубашек, — ворчит Таля, рассматривая себя в зеркало. — Если бы знала, захватила бы в магазине.

— Как у тебя только хватает сил думать об этом? — удивляюсь я.

Таля крутится то в одну сторону, то в другую, выискивая в своем образе изъяны, которые, по ее мнению, нужно было бы срочно исправлять.