Горят огни

Очень хочется спросить, в чем же смысл нашей добровольно-принудительной прогулки, но я заставляю себя молчать, не тратить слова попусту: когда понадобится, человек скажет сам. А вот закурить — закуриваю, всё так же молча, не спрашивая и не извиняясь. Угоститься тоже не предлагаю, вопреки все правилам хорошего тона: они закончились где-то там, на дороге между полем и лесом, где Костина машина заблокирована между двумя явно бронированными внедорожниками.

Видно, Богдан Синицын ждет, пока я сама скажу что-нибудь, но в конце концов его терпение заканчивается, и я мысленно улыбаюсь дурацкой, даже детской какой-то мысли, что этот раунд я выиграла.

— Ничего не хочешь сказать?

— А должна? — вопросительно выгибаю бровь. — И, кажется, мы с вами не пили брудершафта.

Синицын морщится.

— Не люблю условности, но если вы настаиваете, — он специально подчеркивает обращение, принимая мое маленькое условие диалога, и я тихо и незаметно радуюсь еще одной крошечной победе. — Меня просили лишь передать, что вы взяли то, что вам не принадлежит.

— Можно конкретнее? — устало провожу ладонью по лбу, будто это поможет смахнуть усталость и освежить голову. — Я, знаете ли, не экстрасенс и не гадалка.

Что не так? Да, недавно мы по Костиной инициативе отжали от Елисеевского состава с ценным грузом пару вагонов, но лишь в счет того, что он забрал у нас, значит, по сути, вернули украденное. Господи, да мы буквально на днях перехватили доставку важных документов, переманили к себе денежного заказчика и сорвали Елисееву поставку оружия. Что именно из этого является причиной беседы?

— Как будто вы не знаете, — щурится Синицын, остановившись наконец и вглядываясь в мои глаза.

— Не имею ни малейшего понятия, — сухо бросаю в ответ.

На лице собеседника мелькает замешательство: похоже, он и сам не знает, о чем идет речь, прикрываясь напускной важностью.

— Владимир Семенович Елисеев считает, что вы должны были сразу всё понять, — ну и мерзкий же тип.

Черт, наверняка Елисеев прознал про кольца и в курсе, что мы теперь тоже ищем старинный перстень. В душе только укрепляется чувство, что за нами следят, а еще кто-то из сдает нас, кто-то из своих же, но кто? На близких страшно даже подумать, но больше ведь никто не знал.

— Допустим, — я достаю из пачки новую сигарету.

— У меня тоже есть к вам личное дело, — расслабленно протягивает Богдан Синицын. — Но его лучше обсудить где-нибудь за ужином, потому что разговор не из быстрых.

— Я предпочитаю ужинать с семьей, — стараюсь улыбнуться как можно очаровательнее, — поэтому лучше уж говорите здесь, если хотите, чтобы я выслушала.

Синицын улыбается еще шире.

— Я ведь могу и не спрашивать, — в его голосе явственно слышится намек на угрозу.

— Я ведь могу и не отвечать, — парирую я. — Ведь это у вас ко мне дело, а не наоборот. В конце концов, разве похожа я на человека, которого можно запугать? — смеюсь почти надрывно, чуть не выдав свое напряжение с головой. Я чувствую себя так, словно заперта в клетке с голодным хищником, но в плену у Елисеева, пожалуй, было страшнее. Если я выдержала там, то здесь-то уж точно справлюсь.

— А вас не проведешь, — смеется Синицын. Паренек как будто нарочно повторяет мои жесты и движения, но я делаю вид, что не заметила. — Будь это чем-то неотложным, я напомнил бы, что там, — он указал в сторону автомобильного столпотворения, — ваши, м-м-м, — собеседник мычит, подбирая подходящее слово, — друзья в окружении моих людей. Но мое дело выгодно скорее вам, поэтому настаивать не буду.

Его слова заставляют насторожиться, но снаружи я делаю вид, будто пролетающая мимо ворона гораздо интереснее, чем наш диалог.

— Скажите, что за дело, иначе мы ни к чему не придем.

— Обычный ни к чему не принуждающий ужин. Могли бы выпить на брудершафт, — Синицын наклоняет голову, пытается считать мои эмоции, но я старательно слежу за тем, чтобы ледяная маска не дала трещин. — Знаете, у Елисеева ведь нет наследников, — щурится он, — и по всем законам его дела перейдут к моему отцу, его первому заместителю, а от отца — ко мне. Мы с вами могли бы объединить империи и расширить влияние до небывалых масштабов, не находите?

— Не нахожу, — бурчу себе под нос, еще тише добавляя пару ругательств. Вдруг неожиданно для самой себя резко поворачиваюсь к Синицыну. — Зачем тогда охота на Артема Смольянинова? — спрашиваю в лоб.

— План «Б», — щурится он, однако едва заметно вздрогнув от неожиданности. — Если вы не захотите заключить союз, то будете наблюдать, как ваши союзники один за одним присоединяются ко мне, а затем и ваша семья разваливается по кусочкам.

Блефует. Это видно невооруженным глазом, и манипуляция слишком примитивна, чтобы на нее вестись, но беспокойство в душе всё-таки поселяется.

— Елисеев жив и здоров, а вы его уже похоронили, — смеюсь я. — Не думали, что он узнает? — смотрю в Синицынские глаза с хитрым прищуром. Понятия не имею, как мама это делала, но Костя всегда говорил, что это у меня в крови, где-то на уровне инстинктов. — Боюсь, ему такое ой как не понравится, — сделав наигранно-расстроенное лицо, качаю головой.