Горят огни

Богдан Синицын открывает рот, чтобы приказать им отступить, но в этот момент происходит сразу несколько событий. По направлению к нам на всей скорости несется автомобиль — это наверняка приехали наши — и я отчетливо слышу визг тормозов, но за ним следует треск, грохот металла и звон стекла. Наш джип врезается в почти такой же внедорожник Синицына, прямо в бок, и от силы столкновения обе машины пролетают еще на добрый метр вперед, но при этом останавливаются на достаточном расстоянии, не задев никак Костину.

Один Синицынский боец успевает вовремя отскочить, другой — наоборот, и человека, словно куклу, подминает под колеса; даже среди всего шума мне кажется, что я слышу крик и хруст его костей. Раздается несколько выстрелов подряд, я насчитываю пять — это несчастный, похоже, в предсмертной агонии вжал палец в спусковой крючок. Я не могу понять, куда он попал, но всё-таки срываюсь на бег, хотя осталось всего ничего, волоку Синицына за собой, хотя он вовсе не горит желанием врываться в сердце потасовки.

Краем глаза замечаю, как наши люди, примчавшиеся на помощь, выскакивают из машины, а за ней подъезжает вторая точно такая же: их много в семейных гаражах. Начинается беспорядочная стрельба вперемешку с криками, я не могу разобрать слов и всё пытаюсь высмотреть подробно, что происходит, поэтому под ноги совсем не смотрю и очень удивляюсь, когда, споткнувшись, падаю на землю и, проскользив животом по мерзлой луже, останавливаюсь уже на асфальте.

От неожиданности я выпустила Богдана Синицына, но жалеть об этом тоже некогда. Мне пришлось зажмуриться, чтобы в глаза ничего не попало, но теперь, открыв их, я вижу носки Костиных ботинок. Еще секунда требуется, чтобы понять, что парень ничком распластался на дороге.

Я больно ушиблась, пока падала, и попытка встать отдается болью во всём теле, а содранные ладони неприятно саднят, но это всё ничего. Я подползаю ближе к Косте, но не успеваю даже проверить, что с ним, потому что на всю округу звучит до боли громкое:

— Ложись!

Голос смутно знаком, но в таком беспорядке я не могу узнать, кому он принадлежит; догадываюсь лишь потому, что Ник со всех ног несется к нам, неистово размахивая руками. Взгляд сам собой вдруг падает в другую сторону: там одиноко лежит граната, которую Костя выпустил из пальцев, и та откатилась дальше, сразу и не заметишь. Ник еще кричит что-то, а я замечаю сразу две вещи: во-первых, вокруг стало подозрительно тихо и пусто, а Синицынские головорезы бегут кто куда. Во вторых — чеки у гранаты нет.

Она вот-вот взорвется совсем рядом с нами; Ник показывает куда-нибудь спрятаться, но здесь некуда, разве что под машину. Брат точно не успеет добежать к нам, он еще слишком далеко, а ко мне как раз приходит идея получше.

Собрав все силы в кулак, я быстро, почти мгновенно преодолеваю те пару метров, что разделяют меня и смерть, сконцентрированную в небольшом устройстве. Я никогда раньше гранат не видела и была уверена, что перед взрывом они тикают, как бомбы, а эта молчит, но лучше уточню у кого-нибудь потом, в более спокойной обстановке. Схватив гранату, вскакиваю на ноги, одновременно замахиваюсь посильнее — и бросаю ее как можно дальше, на сколько хватает сил, вперед, туда, куда убегают бойцы Синицына.

Сперва кажется, что ничего не произойдет, настолько оглушающая тишина стоит вокруг, но затем ее прорезает резкий хлопок, вдалеке поднимается вверх облако пыли, а воздух разрывается от человеческих криков.

Я моргаю часто-часто, и не могу поверить, что жива, и хочется повалиться просто на асфальт рядом с Костей и не двигаться больше никогда, а еще почему-то спать очень хочется, но пока рано: реальность бьет под дых, заставляет вспомнить о том, что ничего еще не закончилось.

Я вижу Богдана Синицына, целого и невредимого: он запрыгивает в свободный внедорожник и газует туда, где дорога свободна. О своих людях он забывает напрочь и даже, кажется, переезжает кого-то из пострадавших от взрыва гранаты, но не понять, живого или мертвого, хотя это в любом случае кажется ужасным.

Я бросаюсь к Косте и с облегчением нахожу, что он дышит, хотя в сознание не приходит, но серьезных повреждений не вижу пока. Наконец слышу тяжелое дыхание Ника над ухом.

— В машину его, быстро, — брат помогает мне дотащить парня до двери, хотя и сам ранен: кровь настойчиво капает из рукава пальто. — Садись за руль, поведешь, — и стремительным шагом отходит обратно, выкрикивая еще что-то нашим.

— Я не умею! — в панике раскрываю глаза широко-широко. Да я даже не знаю, где газ, а где тормоз, не говоря уже о правилах дорожного движения.

— Я умею, — невозмутимо отвечает Артем Смольянинов, которого я не видела ровно с того момента, как сама покинула машину.