Я всегда хотела быть хоть чуточку на нее похожей, а сестра смеялась и говорила, что ей, наоборот, хочется быть, как я. Мы хохотали обе и представляли, что никакие мы не двоюродные сестры, а самые настоящие двойняшки: светлая и темная, как инь и янь. В последнее время мы как будто с ней поменялись местами. Это началось, наверное, еще осенью, когда я была в плену у Елисеева, как будто те события в Тале что-то надломили, забрали добрую долю решительности и безрассудства, но сгладили углы, отсыпав взамен мягкости и рассудительности — тех самых, которые я утратила к прошлому лету. Сейчас мы как будто обе сменили полярность, хотя по-прежнему, если сложить, оставались половинками одного целого. В общем-то, мы и были ими все это время, несмотря ни на что.
— Мы сейчас эвакуируем людей, — как бы невзначай замечает Дима. Намекает, чтобы мы сматывались.
Как бы мы с сестрой ни менялись, я все равно всем сердцем считала, что она лучше меня. Но в одном Таля все-таки мне уступала: она так и не научилась ни драться, ни стрелять, сколько бы ни старалась. И бегать быстро не могла, хотя с дыханием все было в порядке, она даже танцами занималась какое-то время — просто не получалось даже круг на школьном стадионе, и все.
— Даже не думай, — с хорошо различимым оттенком угрозы, но тихо и даже почти спокойно произносит Таля, включаясь в разговор. — И хватит говорить так, как будто нас здесь нет.
— Вы не останетесь, — тем же тоном спорит Дима. — Это не обсуждается.
И только теперь, здесь и сейчас во мне все наконец становится на свои места. Как будто невидимые шестеренки, из которых сложена душа, спустя долгое время застоя вдруг завелись, проснулись и заработали. Закрутились с бешеной скоростью, наверстывая упущенное.
— Мы Снегиревы, — гордо вскидываю голову и смотрю свысока, хотя я гораздо ниже ростом. Выдержав достаточно драматичную по моим меркам паузу, добавляю: — Мы не убегаем, поджав хвост, если ты не забыл.
Забыть было нетрудно: когда Ник уехал, Дима остался в офисе за главного, и хоть эта роль была ему хорошо знакома, но с таким масштабом запросто можно сойти с ума.
— Да хоть Жар-птицевы, — угрюмо отзывается он, поубавив пыл. — Толку, если вы девчонки.
В его голосе я чувствую только недавно поутихшую боль: одну уже не уберег, да? В этом ведь не было ничьей вины. Зоя бросилась под пули, закрывая его, и ничего нельзя было изменить, в этом не было ничьей ошибки: просто она любила так отчаянно, что иначе не могла.
Глядя на Талю сейчас, я понимаю, что она без колебаний сделает то же самое.
И ради нее — хотя бы ради нее я должна засунуть гордость куда подальше и вместе покинуть офис: одна она ни за что это не примет. Впрочем, на этот раз не уйдет даже со мной. Таля такая светлая и славная, словно из солнечного света соткана, и мне всегда хотелось ее защитить от всех несчастий, взять все горе и все беды на себя, чтобы на сестру не хватило. Но сейчас я вижу в ней лишь несгибаемую волю и огромную силу, и Таля не позволит никому и ничему встать на своем пути, как волчица, охраняющая свою берлогу.
И на этот раз она не согласится стоять за нашими спинами.
— Эти девчонки с радостью надерут тебе зад, — предостерегаю я. — Не заставляй доказывать на деле.
— Да не собираюсь я в драку, успокойся, — сестра становится прямо перед носом Димы, как скала. — Пойду в медблок, там наверняка не помешает еще пара рук.
— Откуда ты умеешь? — почти сдавшись, удивляется Димас. — Да и мы о медиках вообще не думали, — признается он.
— На тебе научилась! — взрывается Таля. — Пошли поможешь, не думали они, — с гневным шипением сестра утаскивает Димаса в сторону лестницы, а меня внезапно пробирает на смех: ну просто образцовая семейная пара, и даже ругаются они тепло и по-доброму.
Мы с Костей остаемся вдвоем, пусть и вокруг — целая толпа.
— Ты даже не пытался меня отговорить, — прижимаюсь к нему.
— Если ты не получаешь, что хочешь, то творишь такую дичь, что впору вешаться, — ворчливо замечает парень. — Знаешь, чем сильнее я пытаюсь тебя обезопасить, тем сильнее ты сама лезешь в мясорубку.
— Угу, — киваю с довольным, несмотря на окружающий хаос, видом. — Если ты скажешь не совать в розетку мокрые пальцы, то это будет первым, что я сделаю.
— И последним, — напоминает парень, а затем отлепляется от меня и берет мое лицо в свои ладони. — Ты хотя бы ради приличия постарайся выжить, — взглядом как будто душу пронизывает. — Хотя бы ради меня.
— Ты тоже, — почти шепчу, потому что голос, предатель, ни с того ни с сего сел.
Из-за спешной эвакуации и отсутствия руководителя, который привносил бы в общие действия организованность, вокруг стоял жуткий гвалт, и ничего не было понятно. Димас, оставшийся один на весь офис, делал все возможное, но его, как ни крути, было мало. Нас пихают со всех сторон, кто-то больно пропадает мне локтем между лопаток, и я теряю равновесие — и упала бы, если бы Костя меня не удержал. Переглянувшись с парнем, я понимаю: пора брать дело в свои руки. Не зря же мы здесь.