Горят огни

Кто-то же должен ей сказать. Может, это последняя возможность.

— Их не бывает, — осторожно замечаю в ответ.

— Я в Чечне была, — неожиданно признается Алиса, — снайпер. После всего, что там было, поверишь не только в призраков.

Тут уже настает моя очередь удивляться. Алиса, всегда на позитиве и немного дурашливая, хотя старалась держать серьезное лицо при главных, которая постоянно вкидывала какие-нибудь фразочки невпопад и шутила с секретарями дурацкие, но оттого еще более смешные шутки, — эта Алиса — и в Чечне? Я была уверена, что она просто инструктор в тире, максимум — по мишени не промажет, но представить ее в настоящей боевой обстановке не получалось.

Правда, представлять больше и не нужно: я даже не успеваю ничего ей ответить, как снизу раздаются первые выстрелы.

Запоздало соображаю, что они должны были прозвучать только при худшем исходе: мы собирались сидеть в засаде до тех пор, пока Елисеевские головорезы не разбредутся по верхним этажам.

Первый порыв — броситься на первый этаж, помочь, но Алиса удерживает меня за локоть и прикладывает палец к губам.

«Молчи».

Стрельба прекращается так же внезапно, как и началась, и я готова отдать все, чтобы Талины сказки про пророческий дар стали реальностью, потому что сидеть здесь в неизвестности просто невыносимо. Чтобы хоть как-то унять тревогу, я начинаю представлять, как бойцы Елисеева ворвались в холл и сразу стали стрелять на поражение: наверняка ведь у них был такой план. Как замерли, от удивления опустив автоматы, потому что в холле никого не нашли, и даже пост охраны пустовал. Вслушиваясь в тревожную давящую пустоту, где даже нашего дыхания не чувствуется от напряжения, я вскоре начинаю различать другие, новые звуки.

Тихий, едва заметный стук ботинок на лестнице. Значит, они решили разойтись по всему зданию — самый логичный вариант, как я и говорила.

Шуршащий шелест одежды и редеющие шаги — они приближаются к нам, группами отделяясь на каждом этаже. Стараются не шуметь, опасаются засады.

Вжимаясь лопатками в стену, я почти что приросла к ней, вцепившись в автомат так, что побелели костяшки заледеневших от ужаса пальцев. Уж лучше сразу в огонь, там отключается и страх, и мысли, чем вот так ждать и сходить с ума, чувствуя, как эмоции раздирают грудную клетку изнутри, оседают пустотой в горле. До безумия хочется курить, но нельзя, и от этого хочется только сильнее. Проходит еще минута, и я уже готова на сделку с дьяволом и продать свою душу ко всем чертям ради хоть одной затяжки.

Сразу же меня наполняет едким осознанием того, что после всего-то даже черти не дадут за мою душу и ломаного гроша.

Планировка нижних этажей не такая, как наверху, но в целом план действий одинаков: одна группа бойцов затаилась в кабинете возле лифта, другая, где, например, мы с Алисой, — за поворотом в конце этажа. Когда Елисеевские люди пройдут вглубь и окажутся примерно между нами — открываем огонь. При этом первый этаж ждет до крайнего момента, чтобы остальные, кто находится выше, успели попасть в нашу западню.

Бойтесь, суки.

В следующий раз мы не ждем, когда стрельба внизу стихнет: больше не таясь, выскакиваем из-за угла прямо на противников. Их оказывается меньше десятка — я не успеваю пересчитать, вижу только, что наши бойцы сходу положили уже троих. Бью по оставшимся автоматной очередью, чувствую, как адреналин в крови взлетает до предела, и в этот момент, как ни странно, я вдруг чувствую себя дома. Не так, как в особняке или у бабушки, иначе, чем уютно-рабочими вечерами в кабинете, но все же на своем месте.

Алиса счастливо улыбается, утирая пот со лба, когда никого больше не остается. На полу семь тел, и двое из них — наши бойцы, потому что из десяти на ногах осталось только восемь. Значит, Елисеевские разошлись по пятеро на этаж. Господи, да мы и впрямь везунчики.

Кажется, кто-то на полу дышит, и пока остальные ищут там живых, я коротко киваю Алисе в сторону лестницы, где слышен уже нешуточный топот десятков ног. Конечно, они поднялись и дальше, и теперь всей толпой бросились вниз, на помощь. И даже если мы все сейчас соберемся там, все равно не возьмем количеством; нужно задержать.

Стрельба не стихает, а идея рождается сама собой, как будто всю жизнь сидела в моей голове и наконец дождалась своего часа. Как удачно в тире я нашла сегодня гранату. Не то чтобы я сильно понимала, как они работают, но здесь не должно быть ничего сложного: выдергиваешь чеку — бросаешь. Нужно спешить, пока они еще спускаются.

Звук взрыва теряется в общей какофонии — или это я не успела отбежать достаточно далеко, и меня оглушило на время. Бойцы за моей спиной понимают и без слов, расстреливают всех, кто остался отрезан от нижних этажей. В лестнице зияет провал на два пролета, это выходит целый этаж, и к нам спуститься никто уже не может.