Горят огни

Идея оказалась не лучшей: в следующий миг приходится выдергивать руку из-под грубой подошвы ботинка, чтобы тот не переломал мне кости. Я не умею ползать по-пластунски, и учиться приходится прямо сейчас, вспоминая все фильмы и книги о военных, что я встречала. Стараюсь скользить по полу, не отрывать от плоскости ни одной части тела, и пока что, кажется, все получается. Оказавшись на достаточном расстоянии, я все это время не выпускаю из пальцев пистолет; свободной рукой, изогнув ее под неизвестным мне ранее углом, нашариваю в кармане магазин и отточенным движением — не зря училась — защелкиваю его на место, перед этим отшвырнув уже ни на что не годный пустой.

Подниматься пока не рискую, вглядываюсь в лица снизу вверх в надежде найти знакомые. Патроны стараюсь беречь, но не упускаю возможности подстрелить тех, кто целится в сторону наших бойцов. Уклоняться приходится уже не от огня, а того, чтобы на меня ненароком не наступили: под ноги здесь никто не смотрит.

За поворотом в ближайший коридор, куда я, подобравшись, юркнула, преодолев одним махом добрый метр, привалившись к стене, тяжело дышит Марс, зажимая ладонью раненое плечо. За какое-то мгновение, которое я едва улавливаю, его взгляд из блуждающего становится таким острым, что можно и порезаться, дуло его пистолета возникает всего в сантиметре от моего лица, но, узнав меня, он опускает руку. По коже пробегает холодок от осознания, что только что я могла быть убита так глупо, по ошибке, даже не врагом, не в бою.

— К такому жизнь меня не готовила, — шумно выдохнув, признается Марс.

Забыв о том, что творится буквально в двух шагах, я удивленно поднимаю брови.

— Разве ты не этим по жизни занимаешься? Артем говорил, ты профессионал своего дела.

— Киллер, но не, — он обводит глазами наш закуток, — не вот это все. Я убиваю, а не играю в войнушку. Охраной тоже занимаюсь иногда, но редко, да и не было у меня еще, — он запинается, подбирая наиболее емкое слово, — ситуаций. Бесценный, блять, жизненный опыт, — он с досадой сплевывает на пол.

— Если выживем, — урезониваю я. — Как раз искала кого-то, чтобы передать: Чалов приехал.

Горе-киллер моментально оживляется.

— Мы в заднице, — констатирует он, за натянуто-позитивной улыбкой пряча настоящие эмоции. — Но подыхать я здесь не собираюсь. Держи, — протягивает мне невесть откуда взявшийся у него рожок для автомата.

Благодарить приходится уже на ходу: стоит мне зарядить «калаш», как Марс вскакивает на ноги и тащит меня за собой. Стрелять из-за его спины гораздо удобнее, надежнее, что ли, но прикрываться раненым не позволяет взыгравшая вдруг совесть, хотя он ведет себя живее всех живых, разве что побледнел. Шатает его или он уворачивается от пуль, так и не понять.

До лестничной клетки осталось совсем немного, но не успеваю я обрадоваться, что этаж, похоже, расчищен, как Марс отпрыгивает назад, на пол, и по инерции я делаю то же самое, уже рисуя в голове картинки, как меня попросту раздавит его весом, но меня то ли тянут за выброшенную в сторону руку, то ли за ноги оттаскивают дальше, и на меня никто не падает. Автомат, который я никак не хотела отпускать, все-таки отлетает в сторону, и я как будто теряю якорь, удерживавший на плаву. Пол подо мной теряется, создается ощущение пугающей невесомости, и я не слышу, совсем ничего не слышу, даже стук собственного сердца в такт нарастающей панике.

— …на! О… ись!

Меня резко дергают вверх, но взгляд никак не может сфокусироваться, и я вижу перед собой только невнятные размытые пятна. Постепенно чувства возвращаются: я улавливаю, как меня трясут за плечи, с огромным трудом сдерживаю рвотный позыв и с набегающей на глазах влагой наконец различаю перед собой Артема Смольянинова. Что он здесь делает, я ведь сама видела, как он уходил в подвал?

— Ее оглушило, — объясняет голос Марса откуда-то сбоку, и наконец я полностью прихожу в себя.

И первыми сквозь клубы пыли и гари я замечаю бойцов Чалова. Марс уже наставляет на них оружие, но по нам не стреляют: думают, нас убило. Мне казалось, что со взрыва — как я поняла, это был именно он — прошла целая бесконечность, а на деле лишь несколько секунд.

— Нахрен, к лифтам, — севшим голосом командую я и киваю в нужную сторону.

Сломя голову, мы несемся подальше от этого ада. Рукавом закрывая глаза от едкого дыма, я двигаюсь почти наугад, и возможность перевести дух появляется только в просторной кабине. Мы молчим, просто молчим, даже не переглядываясь толком: положило всех оставшихся на этаже, кроме нас троих. Что тут вообще можно сказать.

Внизу, на первом, обстановка гораздо оживленнее, и перестрелка еще идет, пусть и не так активно, как в самом начале. Елисеевское подкрепление вооружено не очень хорошо: наверняка ехали просто на подстраховку и не ожидали, с чем столкнутся. Я бы даже подумала, что у нас есть шансы, но они превосходят числом; сколько наших-то осталось — хоть два десятка наберется?