Горят огни

Подождать, пожалуй, можно и даже логично, но в голове набатом бьет мысль о том, что Елисеев — он наверняка тоже где-то здесь, и если вдруг у него возникнет идея проверить, и если он доберется раньше меня, то все наши прежние старания окажутся бесполезными. Плевать на них, но раз дедушка так прятал этот настоящий перстень, значит, в руки Елисеева он попасть не должен.

Меня с силой дергают назад, и я бы завалилась на спину, если бы не встретилась с вертикальной опорой. В таком состоянии я бы, честно, и не узнала Костю по паре прикосновений, но его пистолет, девяносто вторую «беретту» с гравировкой, вижу сразу.

Развернувшись к парню лицом, я с тревогой, плавно переходящей в облегчение, вижу на одежде и руках кровь — не его. В его глазах — непередаваемая словами концентрация всех на свете чувств. К сожалению, радоваться тоже некогда, но уйти Жилинский не дает, держит крепко.

— Куда ты? — стальной проблеск в глазах.

— Мне нужно наверх, — я не могу понять, это мой слух подводит или действительно так шумно, потому что своего голоса я практически не разбираю. — На шестнадцатый, — на всякий случай объясняю и жестами, про кольцо опасаюсь произносить вслух: просто показываю.

Парень качает головой.

— Это подождет.

И я даже могу его понять: если бы он или Таля, или Ник, или Димас, Артем, да даже Марс — кто угодно из них — решил бы рискнуть жизнью ради фамильного кольца, которого никто из нас никогда на самом деле не видел, по сути ради того-не-знаю-чего, я бы ни за что не позволила. Но риск я беру на себя и чувствую, просто чувствую, что справлюсь, но разве возможно объяснить это тому, кто любит?

Нет, ну конечно же нет.

Поднявшись на носочки, припадаю к его губам, делаю небольшие шаги вперед — подальше от линии огня. Обхватив его шею руками, прижимаюсь ближе, и невыносимо хочется еще — пожалуй, даже сильнее, чем курить.

Но сейчас нельзя, и единственный выход — вырваться из крепких рук, обнимающих так тепло и бережно, отпрыгнуть на добрый метр назад, а то и больше — в кровавых лужах на плитке подошвы скользят — и, бросив последний взгляд, убежать, пригибаясь от шальных пуль, в следующее по пути к лифтам укрытие.

Прости, пожалуйста. Мне нужно, мне просто нужно, пойми же ты: я бы и сама не стала рисковать просто так.

Короткими перебежками я продвигаюсь к цели: медленнее, чем хотелось бы, но зато успеваю выцепить из общей массы Талю — она-то куда вылезла? — и смутно знакомого мужчину рядом с ней. К ним спешит Дима, и видя его рядом с ней, я спокойна за сестру, а что до мужика — мало ли, где и сколько раз я его могла увидеть за сегодня? Бедро будто обжигает, и к горлу снова подступает тошнота, но я гоню эти ощущения прочь: потом, все потом. По необходимости расчищая себе дорогу одиночными выстрелами, я чувствую, как пистолет в руках легчает. Осталось мало: может, около пяти, а может, и меньше. Последний магазин.

Добравшись, куда хотела, нетерпеливо долблю по кнопке вызова лифта несколько раз, как будто от этого двери откроются быстрее. Тело бросает в жар, когда я понимаю, что левая штанина пропитывается кровью, но боли почему-то почти совсем не чувствую: наверное, от адреналина. Внутри кабины, которая везет меня на самый верх, я старательно настраиваюсь на хладнокровное ведение логической цепочки, хотя инуитивное чутье помогает мне гораздо больше.

Про зашифрованное простым ребусом слово «семья» мы догадались давно, но не могли додуматься, к чему его отнести. Семья — это ведь и мы сами, а тайник находится в каком-то конкретном месте. Только сегодня, здесь, под обстрелом, я поняла, куда направляет эта загадка: наш офис. Сердце семьи.

Не нужно быть гением мысли и для того, чтобы сузить круг поисков: во всем здании полно народу, а все наши личные кабинеты ремонтировались и перекраивались от и до. Остаются помещения родителей и дедушки, но он не мог предвидеть, что они погибнут так скоро; к тому же, папа мог и не знать о тайниках, а мама — она помогала, но указаний на нее ни в каких стихах не было даже косвенно.

Шестнадцатый этаж втречает гулкой тишиной и пустотой. Выбор очевиден, и, сделав глубокий вдох, я мысленно прошу прощения у всех родных за свое кощунство и выстрелом выбиваю замок: в нынешних обстоятельствах глупо было бы возвращаться на охранный пост за ключом. Медленный размеренный выдох — и я открываю дверь в кабинет дедушки.

Я не была здесь ни разу: какой-то внутренний блок не давал зайти, и каждый раз, когда я хотела, перебирая в пальцах связку ключей, так и не решалась. Шестнадцатый этаж целиком стал своего рода памятником, как и было завещано: родители и дедушка просили не трогать их рабочие места.

И если родители были не против посмертного вторжения в их пространство, чтобы мы смогли хоть посмотреть, то дедушка на слово не верил и решил перестраховаться: я еще не пересекла приемную, а на двери самого кабинета уже виднеется кодовый замок.