Горят огни

Когда меня окончательно достали все эти метания, я решила поделиться ими с Костей. Ник, кажется, вообще не умеет быть серьезным, Тали до начала июня не будет в городе, бабушка уже укатила на дачу, где даже телефонной связи нет, а значит, переучитель-недодруг — единственный, с кем я могу посоветоваться. Мне кажется, он все поймет, он же так старательно меня успокаивал, что бы ни случилось. В конце концов, мне просто не к кому больше пойти.

Уверенной походкой я направлялась к кабинету английского языка, но перед дверью резко остановилась. Ну и что я ему скажу? «Привет, у меня налицо признаки психического расстройства: намеки на раздвоение личности и панические атаки, плюс каждую ночь до сих пор просыпаюсь от кошмаров, даже если закинусь снотворным, к психологу идти не вариант, помоги, а?» Ладно, плевать, не впервой: по ходу дела что-нибудь придумаю.

Я чуть-чуть приоткрыла дверь. Приходя сюда, я уже давно не боялась, что учитель меня прикончит, но хотелось немного понаблюдать за ним, пока он не видит. Я продолжила тихонько тянуть на себя дверь кабинета, но вдруг остановилась и не смогла больше пошевелиться: в кабинете сидел Костя и пил чай с нашей физичкой, Анной Павловной. Она была молодой, но я бы не назвала ее даже симпатичной, хотя это, в общем-то, не имело никакого значения.

Да будь она хоть самой Джулией Робертс, на своих особых правах я могла бы за пару минут аккуратно спровадить ее куда подальше, выдумав какую-нибудь невероятную историю, требующую немедленного вмешательства классного. Проблемой было то, что эта самая наша физичка вовсю заигрывала с Костиком и строила ему глазки, а он… А он мило улыбался ей и, кажется, был совсем не против ее внимания. Действительно, на что я могла надеяться, дура? Он уже взрослый человек, а я… А я полная дура, что тут еще сказать.

Я даже не стала смотреть и слушать, что будет дальше, оно и так было понятно по их взглядам, черт, да просто… Слезы застилали глаза. Значит, вот так? Еле сдерживая себя от истерики — успокоительное закончилось совсем — медленно пошла к выходу. Гребаная жизнь, за что мне это? Ведь он наверняка догадывался, что я к нему чувствую, хотя может, именно поэтому так себя и ведет? Какая уже к черту разница.

— Джина, ты куда? Сейчас звонок будет, — прокричал мне вслед Артем Смольянинов, одноклассник, невесть зачем забредший в этот коридор, хотя урок у нас по расписанию в другом крыле.

Я решила проигнорировать, сделав вид, что не услышала — или что это вовсе не я. Хотелось убежать домой, спрятаться и больше никогда оттуда не выходить, но я провалилась на первом же пункте: бегать в коротком платье и на каблуках в принципе не представлялось возможным, и когда я попыталась, то упала и разбила колено. Ноги сами принесли меня в тот же парк, где я чуть больше месяца назад нашла своего Бродягу.

Бросив не очень убедительные попытки справиться с подступающей истерикой, я рухнула на первую попавшуюся скамейку. Хотела позвонить Тале, но она с семьей не только уже успела уехать в аэропорт, а их самолет должен был приземлиться в Риме примерно через сорок минут. Несмотря на это, я лихорадочно набирала и набирала ее номер, чтобы снова услышать механическое «абонент временно недоступен», как будто она могла бы ответить мне прямо из самолета.

Снова я одна, и хоть по сравнению с настоящей трагедией неразделенная любовь была сущим пустяком, но без своего успокоительного я уже не умела адекватно реагировать на что бы то ни было, а вчера, как назло, я выпила последнюю таблетку, и новые у меня появятся только через два дня. И где сейчас все, кто так искал со мной общения? Скорее всего, моего отсутствия в школе никто, кроме Смольянинова, даже не заметил: хоть я и не была прогульщицей, но стала время от времени загружать себя общественной работой, чтобы поменьше быть на уроках и побольше — с Костей, зато теперь меня никто не ищет, когда мне больше всего на свете хочется, чтобы меня нашли. Выходит, я ошиблась, причем уже в который раз.

Прохожие с удивлением смотрели в мою сторону, некоторые даже оборачивались. Ну и видок у меня, наверное: из-за слез тушь наверняка размазалась по щекам, туфли — полностью в пыли и песке, коленка разбита, да и с платьем тоже черти что. Я хотела проехать на автобусе, чтобы не собирать косые взгляды, но и тут тоже нахлынули воспоминания, связанные с Костей. Поскольку большая часть моей и без того крохотной памяти оказалась связана именно с ним, то рано или поздно с этим придется смириться, но в таком виде меня все равно вряд ли пустят в транспорт: зуб даю, что похожа сейчас на малолетнюю шалаву, которая возвращается домой после бурной ночи.