Горит свеча в моей памяти

Выполнив задание партии по закрытию еврейской газеты, он стал заместителем ответственного редактора газеты «Безбожник»[125] и одновременно научным сотрудником АН СССР. Публиковал статьи и книги о религии (точнее — против религии) и особенно о Ватикане и католицизме.

Я слышал, что Шейнман ушел на фронт добровольцем то л и в июне, то ли в июле 1941 года…

Совсем о другом

1943 год. Я командир партизанской разведывательной роты. С «большой земли» (то есть из Москвы) требуют все больше разведданных. Мы лежим на краю леса и ждем из города связного, который должен принести нам шрифт для наборщиков и несколько номеров газеты, а также брошюры и плакаты, которые оккупанты издают на русском языке.

Жена нашего курьера работала уборщицей в типографии. Немцы сами были заинтересованы в том, чтобы их агитационные листовки попадали в самые отдаленные деревни и хутора, а также в леса к партизанам. Пусть партизаны знают, за кого они воюют — за жидов.

Сын нашего связного служил в полиции. Служил якобы немцам, а фактически — нам. Ему удалось попасть в охрану парома. Это был своего рода контрольно-пропускной пункт, где у каждого при переезде через реку, в город или из города, проверяли документы. Так что у нас был свой часовой, который стоял на посту три раза в неделю.

Кто будет готовить короткий обзор этого печатного «добра» и потом передавать его по радио в Центральный штаб партизанского движения — не знаю, в мои обязанности это не входило. Я просто отдам все полученные бумаги после того, как просмотрю их сам. А некоторые даже внимательно, не пропуская ни единого слова, прочту.

На этот раз мы получили газеты, которые напечатаны в разных городах. Все они увенчаны общим заголовком: «Новый порядок». Во всех номерах нет недостатка в клевете и в карикатурах на нас, евреев. В одном из номеров материал, восхваляющий нацистов и заодно полный ненависти к евреям. Автор — Блюменталь-Тамарин, русский актер и сын знаменитой актрисы, народной артистки Советского Союза М. М. Блюменталь-Тамариной. Ее сын переметнулся к немцам, как только началась война, и по радио произносил проповеди о том, какой счастливой будет жизнь, когда Гитлер победит.

Еще одна газета. «Почтенный ограбленный земледелец! Знаешь ли, кто у тебя отобрал твой надел, твоих лошадей с упряжью? Знай: все это сделал Янкл Эпштейн из Гродно. Он был народным комиссаром земледелия. Если бы не мы, твои освободители, он бы сегодня содрал с твоего тела последнюю рубашку».

Яков Яковлев (Эпштейн) в 1929–1934 годах действительно был наркомом земледелия, но в 1937 году его арестовали, а в 1938 году расстреляли. Однако в немецкой пропаганде он все еще жив, и именно он загнал крестьян в колхозы.

Покончив с Эпштейном-Яковлевым или Яковлевым-Эпштейном, на следующей странице газета сообщает о советских правителях, которые, с ее точки зрения, все евреи. Еще одна заметка — о Мойше Шейнмане, по инициативе которого «христианам, католикам, мусульманам запрещено проводить свои молебны». Сам он сидит в своей комфортной квартире, но красноармейцу, фронтовику, который за него погибнет, запрещено даже перед смертью перекреститься.

О Шейнмане даю читать своему разведчику (для него я русский), который до войны был бригадиром в колхозе. Он прочел и, помолчав несколько минут, сказал:

— В нашем селе был костел. В нем сделали склад для сельхозинвентаря. Моему отцу это было обидно, мне нет. Отец постоянно крестился, да не помогало. Немцы его расстреляли. Вот так, командир. А все-таки…

Мне показалось, что «все-таки» моего боевого товарища означало: «Пусть бы этот Шейнман занимался еврейской религией. Со своей мы и сами справимся. И главное, почему мы, десятки миллионов, должны воевать с оккупантами, а этот Шейнман сидит себе дома, будто нет никакой войны. Вот это, командир, обидно».

В 1964 году все советские газеты, радио, телевидение непрестанно рассказывали о генерал-лейтенанте профессоре Дмитрии Карбышеве, который в начале войны попал к немцам в плен и в лагере проводил антигитлеровскую агитацию. Зимой 1945 года немцы казнили его, обливая водой до тех пор, пока он не превратился в ледяную статую.

Дмитрию Карбышеву посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. От знакомого журналиста я узнал, что среди активно сотрудничавших с Карбышевым был военнопленный, еврей, выдававший себя за татарина. Свои речи он начинал с Корана, святой книги мусульман, с всемогущего Аллаха, который создал мир и для которого нет тайн. Тут он умело вплетал в речь предсказания о грядущем поражении немцев и даже пророчил, чем кончится война. Он также мог рассказать об Иисусе, о его рождении, чудесах, которые он творил, о его смерти.

Мой знакомый заглянул в свой блокнот и назвал имя этого татарина: Михаил Шейнман.