Горюч камень Алатырь

– Ольга Андреевна прекрасно преподаёт, – Вера, словно не замечая тона приёмной дочери, смотрела в окно. – Знаете, Аннет, очень интересно наблюдать, как она меняется в обращении с учениками! Не спорю, госпожа Семчинова – резкий, не всегда приятный человек…

– Отвратительный попусту! – без обиняков вставила Аннет.

– … но с детишками она добра, ласкова, – и сколько терпения! Хоть бы раз голос повысила на какого-нибудь озорника! Я недавно встретила во время прогулки отца Паисия – так сердится наш поп! Ваша учительница, говорит, всех учеников из церковного прихода переманила, сие есть мракобесие! Закона божьего в церкви не читается, а говорится, что человек есть явление природное, как распоследняя лягушка в пруду!

– А вот это уже плохо, – задумчиво сказала Аннет. – Как бы он проповеди в церкви не начал читать против нашей школы!

– Не думаю, что его послушают, – возразила Вера. – Бабы, как я знаю, весьма радуются, что в школе дети не драны и за волосья не треплены – не то, что у отца Паисия! Может быть, Ольга Андреевна – барышня и не очень приятная, но с детьми она…

Хлопнула дверь. В комнату вошёл Николай, и по его лицу Вера сразу же поняла: что-то стряслось. За ними ворвалась, на ходу сбрасывая платок, Ольга Семчинова. Её коротко стриженные, засыпанные снегом волосы были взъерошены больше обычного, острые скулы горели румянцем. В кулаке Ольги был зажат смятый листок бумаги.

– Что случилось? – спросила Аннет, поднимаясь из-за стола. – Отчего в такой час…

– Добрый вечер, княжна, – перебила её Ольга, сбрасывая боты и прямо в распахнутом пальто быстро проходя к столу. – Извините, что я без приглашения и так поздно, но… У меня дурные новости. Наш Андрей Сметов арестован в Смоленске. Мне написали товарищи и… Аннет, что с вами?!. Тоневицкий, помогите же ей! Вот сюда, в кресло давайте! Это обморок! Княгиня, не беспокойтесь, я сейчас сделаю всё, что нужно! Тоневицкий, ну что вы, как столб, воздвиглись?! Дайте немедля мой саквояж, там соли!

– Господи, как сты-ыдно… – стонала двумя часами позже Аннет, сидя на кровати в своей спальне. – Всю жизнь гордилась, что не лишаюсь чувств, что бы ни случилось, смеялась над нашими барышнями… и вот, извольте получить!

– Ольга уверяет, что это не из-за твоей чувствительности, а потому, что ты ничего не ела с утра, – отозвался Николай. Он сидел верхом на стуле возле окна и смотрел в тёмное стекло. – И лучше бы тебе прилечь, сестрёнка.

– Не буду. Всё равно не усну, – Аннет помолчала. – Так значит, Ольга собирается ехать в Смоленск?

– Ты же сама всё слышала! – Николай пожал плечами. – Ей написали наши. Отсюда до Смоленска всего сутки пути. Разумеется, я поеду с ней…

– Почему «разумеется»? – Аннет смотрела в стену.

– Ты не понимаешь?! – взвился Николай. – Разве должна женщина одна бегать по тюремному начальству, уговаривать, деньги приставам совать? Боюсь, её и слушать там никто не захочет! А я смогу размахивать титулом, это потрясающе действует на нижние чины… ну и прочее…

– Представить тебя не могу размахивающим титулом, – серьёзно сказала Аннет.

– Да я и сам не могу, – натянуто усмехнувшись, сознался Николай. – Да чего не сделаешь для общего дела?

– Для любимой женщины, ты хочешь сказать? – брат не ответил, и Аннет, помолчав, спросила, – Коля, неужели ты теперь счастлив? Ты ведь видишь, понимаешь… Она же никогда не любила тебя! А любит совсем другого человека! Да ещё какой-то вывернутой, уродливой любовью, которая сама себя отменяет и запрещает! Попробуй-ка скажи кто-нибудь Ольге, что она до смерти влюблена в Сметова! Разорвёт на части! И будет два часа кричать, что она уважает Андрея как человека, что они делают одно важное дело, что временя сейчас таковы, что о чувствах могут думать одни только бездельники и слюнтяи… Да ещё ведь искренне в это верит!

– Ну так значит, она – честный человек, не так ли? – ровным голосом спросил Николай.

– Честным человек бывает, когда не врёт сам себе! – взорвалась Аннет. – А она собственное чувство забила каблуками, как гадкие мальчишки забивают котёнка! И выбросила в пруд! И делает вид, что его никогда не было и нет! Вот что мне в ней невыносимо! Всё, что в человеке есть человеческого – для неё мерзко, отвратительно, постыдно! И любовь для неё сродни дурной привычке, о которой неприлично упоминать в обществе!

– Ольга очень любит детей, – тихо напомнил Николай. – И, знаешь… Вырасти мы с тобой у такой мамаши, мы бы, верно, тоже с отвращением относились к чувствам.

– Не думаю, – отрывисто сказала Аннет. – На что она рассчитывает, хотела бы я знать? Что Андрей, наконец, оценит её железные качества, стальную волю и твёрдую руку, которой замечательно резать лягушек? Да он никогда в жизни даже…

– Аннет, перестань! – Николай вскочил, чуть не опрокинув стул. Свечной огонёк забился, бросив отсвет на взволнованное лицо молодого человека. – Ты становишься невыносимой! Никогда прежде ты не говорила так о людях!