Горькая любовь князя Серебряного

Из-за широкой расписной печи, словно из-за театральных кулис, выскочила на свободное пространство перед царским столом необыкновенной красоты девица в сарафане, длинные локоны мягких белокурых волос падали ей на плечи. На стройных ногах ее были красные, как у царя, раззолоченные сапожки.

Держа в одной руке личину (маску), а другую уперев в бок, девица, потешно изгибаясь, начала танцевать. Подпевала себе:

Я по сеням шла, по новым шла»
Подняла шубку соболиную,
Чтоб моя шубка не прошумела,
Чтоб мои пуговки не прозвякнули…

Девица подняла «шубку», высоко вскидывая ноги. Царь заулыбался. Остальные громко заржали. Только Темрюковна с превеликой злобою смотрела на нее.

Онуфревна, едва завидев девицу, стукнула клюкой:

— Тьфу, срамники! — и, что-то бормоча дальше, вышла из палаты.

Дело в том, что эта танцующая девица была вовсе и не девица, а юный Федька Басманов.

Кривляясь, он продолжал выделывать коленца, ублажая царя и всех остальных.

— Молодца, Федора! — сказал царь и, налив вина, протянул кубок Басманову.

Тот, подбежав, осушил его, опустился перед царем на колени.

Иван Васильевич милостиво смотрел на него.

— Уж как я люблю тебя, государь-батюшка, кажется, жить без тебя не могу! — со слезами говорил Федор Басманов. Потерся щекой о ногу царя.

Иван Васильевич провел пальцем по девичьи длинным шелковистым волосам Федора, по его бровям, по пухлым губам.

— Чего ты вздыхаешь, как красная девица? — шепнул ласково царь.

Басманов, как бы стесняясь, заслонил лицо маской — «личиной».

— Ужо ты мне одному спляшешь, — сказал ему на ухо царь. ^.

И тут же Темрюковна, освободив из-под себя ногу, с ненавистью ткнула ею Федьку в грудь.

Тот опрокинулся на пол. Все снова заржали.

— Маруська! — строго прикрикнул на царицу Иван Васильевич и, поглядев в ее бешеные глаза, рассмеялся.

В это время в палаты ворвался Малюта Скуратов. За ним показался Матвей Хомяк с повязанной толовой.

— Государь! — вскричал Малюта. — Измена! Бунт на твою царскую милость!

При слове «измена» царь вздрогнул, глаза его засверкали, и он совершенно переменился.

— Поди, Федор! — приказал он Басманову. — Скажи Терешке, чтоб был наготове, — повернулся к Малюте. — Говори!

Федька Басманов побежал за печку и, через некоторое время выйдя оттуда переодетым, выбежал из палат.

Малюта бухнулся на колени, Хомяк тоже.

— Государь, — продолжал Малюта. — Какой-то боярин напал на наших людей. Смотри, как изувечили!.. — он указал на замаранную кровью повязку Хомяка.

Ропот негодования пронесся среди опричников.

— На кого ты просишь? — спокойным голосом спросил царь. — Назови того боярина.

— На кого прошу и сам не ведаю, надежа-государь, — скривился, чуть не плача, Хомяк. — Не сказал он мне, собака, своего роду-племени. Хотел нас всех перевесить, да видать перепугался. Велел лишь плетьми побить! — Хомяк сделал вид, что приспускает портки.

Рассказ казался невероятным.

— Быть того не может, — усомнился царь. — Чтоб средь бела дня напасть на царевых людей!

Недоверчивый ропот пробежал между опричниками.

— Готов на правде своей крест целовать! — Хомяк поправил на голове своей кровавую повязку.

— И вы дались, как бабы!.. Право, смеху достойно! — царь пронзил опричника орлиным оком. — Если не назовешь того боярина, не сдобровать тебе!

…Приезжие спешились и привязали лошадей к столбам.

Никита Серебряный огляделся по сторонам, ища кому бы доложить о своем прибытии.

Выйдя на крыльцо, Федор Басманов увидел Серебряного и Михеича, окинул их надменным взглядом, подозвал двоих товарищей. Усмехнувшись, что-то шепнул им. Те, заржав, быстро побежали за угол.

Серебряный уже двинулся было к крыльцу, как меж людей, которые толпились около дворца, поднялось волнение. Толпа отхлынула прямо на князя и чуть не сбила его с ног. Даже калеки-нищие, вдруг мгновенно исцелившись, разбежались кто куда.

Князь удивился, но вскоре понял причину общего испуга.

Огромный медведь скоком преследовал народ. В одно мгновение двор опустел, и князь остался один.

Царь наблюдал через окно за тем, что творилось во дворе. Хомяк также взглянул в окно и обомлел, увидев Серебряного.

— Надежа-государь! — вскричал он. — Вон тот боярин, что напал на нас. Вот он!

— Никитка Серебряный?… Мой посольский человек? — царь нахмурился. — А ты часом не рехнулся?

— Голову кладу, государь! Можешь казнить!.

— Что стоит твоя голова! — усмехнулся царь, наблюдая как медведь приближался к Серебряному. — Что ж, видно Бог вас сейчас и рассудит.

Темрюковна, приникнув к окну, алчно смотрела во двор, притопывая ногой от нетерпения.

Серебряный стоял глаз на глаз с медведем. Медведь, прижав уши к затылку, подвигался к нему, загребая лапами.

Князь сделал движение, чтобы выхватить саблю. Но сабли не было!

Глядевший с крыльца Федор Басманов громко засмеялся.

Один удар медведя свалил князя на землю, другой своротил бы ему череп. Но, к удивлению своему, князь не получил второго удара. Он почуял, что его обдала струя теплой крови.

— Вставай, боярин! — сказал кто-то, подавая ему руку.