Горькие туманы Атлантики

«Оленька, милая, как ты там?.. Самое заветное мое желание, чтобы встретила меня на причале живой и здоровой. Все, что мы терпим, делаем, переносим, — все ради Родины! Но я не обижу Родину, если признаюсь, что готов пережить любые муки и ради встречи с тобой».

А в каюте спорили Митчелл и Мартэн. Английский лейтенант, в отличие от своего американского коллеги, горячился, и, чем меньше оставалось доводов у него в защиту адмиралтейства, тем резче и громче становился голос его.

— У адмиралтейства наверняка имелись веские причины принять столь ответственное решение!

— У перестраховщиков всегда уйма доводов… — усмехнулся Мартэн. — Не понимаю, почему ты кипятишься? Мы с тобой мелкие офицеры, почти матросы, и не нам под защиту брать глупость и недомыслие адмиралов.

— История британского флота не знает случаев, чтобы корабли покинули поле боя!

— История для школьников, может быть… Я люблю Америку, но не так наивен, чтобы полагать, будто у нас — все в порядке. У нас есть люди, которые охотнее помогали бы Гитлеру.

— Все англичане ненавидят фашизм!

— Есть англичане, которые ненавидят и русских.

— Только не в адмиралтействе…

— Разве адмиралтейство всегда вольно в своем выборе? Вокруг него еще ого-го сколько лбов!.. Приказ огорошил не только нас, но и командиров повыше: если «Тирпиц» действительно в море — он не на западе, а торопится к транспортам. Как бы там ни было, конвоя больше не существует. Операция провалилась, и виновно в этом адмиралтейство — надо уметь, мой друг, смотреть в лицо фактам.

— Не верю, не верю! — почти выкрикнул Митчелл. — Иначе… как же тогда носить мундир офицера!

— Ну, ты имеешь право честно смотреть в глаза морякам. А адмиралы о своей чести пусть заботятся сами.

— Но ведь есть еще честь британского флота!

— Ты хочешь поэтому, чтобы и тебя считали дерьмом? Не беспокойся, найдутся, наверное, и такие… Только плюнь им в морду, дружище. И не строй из себя оскорбленную невинность: люди принимают это за комплекс вины.

— Мне кажется, все на судне глядят на меня с презрением, — признался неожиданно Митчелл. — Бывают минуты, когда не хочется жить.

Мартэн рассмеялся:

— Если бы мы всегда отвечали за действия наших лидеров, то в моем родном штате уже не осталось бы в живых никого. Выше голову, брат лейтенант! Мы — матросы и должны выполнять свой долг, даже когда этот долг предают адмиралы. Таковы законы войны: солдатская кровь оплачивает любую подлость и тупость. Лучше скажи, не найдется ли выпить? После этой проклятой ванны никак не могу согреться, а снова разорять капитана — совестно.

Он выпил четверть стакана брэнди и закурил. Какое-то время Митчелл молчал, потом с горечью произнес:

— После такой операции русские могут подумать, будто в нашем штабе сидят кретины.

— При чем тут русские? — удивился американец. — Разве сам ты будешь думать иначе?

Митчелл опустил голову. Слова Мартэна казались ему предельно циничными: тот запросто говорил о том, о чем в Англии считалось грехом даже думать. У этих американцев начисто отсутствует романтическое начало, вежливость, возвышенное отношение ко многим понятиям, священным для каждого британца. Впрочем, откуда им взяться? Американцы в своем большинстве — коммерсанты, и голый расчет заменяет им чувства, традиции, честь. Самое противное, что факты сегодня за Мартэна: операция действительно, кажется, провалилась, и он, Митчелл, не в состоянии убедительно ему возразить. Но время — великий судья, и когда-нибудь Мартэн узнает, что был не прав, жестоко заблуждался… А вдруг все, о чем он болтал тут, — правда? Об этом страшно подумать…

Во всех портах мира на офицеров британского флота всегда смотрели с уважительным восхищением. Еще бы, офицер королевского флота повсюду служит образцом истинного джентльмена. Неужели ныне кто-нибудь усомнится в этом? Как же людям глядеть в глаза?..

Ворочались тяжкие лейтенантские думы — острые, ранящие, и всякая маленькая надежда тотчас же упиралась в простодушную улыбку все понимающего Мартэна.

— Да брось ты казниться! — не вытерпел американец. — Подумаешь, невидаль: адмиралы задом шлепнулись в лужу. В официальных отчетах все будет о’кэй, даже ордена получат — попомнишь мое слово. Для нас же главное — скорей проскочить во льды! Тогда плевать на всех флотоводцев — и наших, и гитлеровских.

Нет, его слова не утешили Митчелла; англичанин болезненно поморщился от столь вольного и сомнительного сравнения. Однако промолчал, не в силах больше выслушивать откровения не слишком щепетильного Мартэна.

Каждый час приближал «Кузбасс» к спасительной кромке льдов. Втайне Лухманов рассчитывал, что и сейчас теплоход уже недосягаем для вражеской авиации. Пустынный океан укреплял желанную веру. А обилие плавающих льдин вокруг вселяло надежду, что и лодки не рискнут забираться в такие широты, в районы, опасные для их корпусов и горизонтальных рулей.