Горький-политик

Ревность, невежливое и некорректное поведение Андреевой по отношению к рабочим и к некоторым преподавателям отмечаются в дневнике Анны Александровны Малиновской (супруги Луначарского и сестры Богданова): «Я часто задумывалась над личностью Марии Федоровны, над ее совершенно противоречивыми поступками и высказываниями. Особенно, что меня поражало, это ее спокойная уверенность, с которой она выдумывала самые невероятные вещи относительно человека, который почему-нибудь вызывал ее антипатию. Часто мне даже казалось, что в ней уживались две личности, совсем противоположные одна другой. С одной стороны, обаятельная, полная сочувствия к человеку и другая – злобная, жестокая, готовая на все, чтобы очернить этого человека. Откуда родилась эта вторая личность! Властная, она доводила свою властность до деспотизма. Человек, не подчиняющийся ее деспотизму, становился для нее личным врагом и тут фантазия ее не знала пределов»[310].

Анна Александровна Малиновская имеет в виду несколько эпизодов, произошедших в период подготовки и работы Каприйской школы, она вспоминает о ревности и плетнях, которые распространяла о ней Мария Федоровна и о которых ее ставил в известность брат:

«Но тут произошло что-то непонятное, что до сих пор я не могу себе объяснить. Я заметила странно нервное отношение ко мне Марии Федоровны. Как раз приехал мой брат Богданов со своей женой. […] И вот однажды жена брата сказала мне: «Будь осторожна, так как Мария Федоровна к тебе ревнует». […] И хотя то, что мне сказала жена моего брата, показалось мне до такой степени нелепым и парадоксальным, что я скорее приписала это ее заблуждению и не обратила на это особого внимания. Но когда мой брат Богданов подтвердил это, я стала наблюдать. Странно, почему у нас так могли измениться отношения!»[311].

Кроме того, после переезда Луначарского в Неаполь[312] Вилонов сообщил Анне Александровне о сплетнях, которые распространяла о ней Андреева. Актриса утверждала, что Малиновская намеренно не сопровождает своего мужа на Капри в момент организации Школы и предпочитает остаться в Неаполе и флиртовать:

«С полным спокойствием Мария Федоровна описывала мою жизнь в Неаполе и сообщала, почему я не приезжаю на Капри. Дело в том, что, по ее мнению, я изменяю Анатолию Васильевичу, оставаясь одна, даю волю своим склонностям к флиртам и т. д.»[313].

В этих неприятных обвинениях можно увидеть центральную роль, которую сыграла Мария Андреева в разногласиях, и ее ответственность за разрыв между Богдановым, Луначарским и Горьким[314]. Данное обстоятельство более подробно объясняется в письме Марии Федоровны Амфитеатрову: «А.А. Б[огданов]у я вынуждена была сказать, что не стану подавать ему руки, что с Л[уначар]скими мы разошлись открытыми врагами, что всех их я возненавидела за их отношение к А[лексеиу] М[аксимовичу] – идеи хорошие, а люди – очень уж что-то плохи и мелки»[315].

Очевидно, что Горький принял сторону Андреевой, хотя, по всей видимости, осознавал, что ее поведение не совсем корректно. В своих воспоминаниях о Горьком В. Ходасевич сообщает следующие факты: «Луначарский, тогдашний комиссар народного просвещения, хорошо относился к Горькому, но был в дурных отношениях с его женой. Причина этих неладов была вполне анекдотическая. В эпоху первой эмиграции существовала, как известно, большевицкая колония на Капри. Жил там и Луначарский с семьей. Однажды у него умер ребенок. Похоронить его по христианскому обряду Луначарский, как атеист, не мог, а просто зарыть трупик в землю все же оказалось ему нехорошо. Чудак додумался до того, что стал над мертвым младенцем читать стихи Бальмонта. Мария Федоровна Андреева подняла его на смех при всей честной компании. Произошла ссора, кончившаяся по тогдашнему обычаю третейским судом. Противников помирили, но сам Горький мне говорил, что Луначарский навсегда возненавидел Марию Федоровну и именно по этой причине обошел ее при назначении заведующей Тео»[316].

Переписка Горького и Богданова продолжалась в месяцы, последовавшие за закрытием школы. Анализируя их письма, можно увидеть постоянные попытки Богданова вовлечь Горького в проект открытия новой школы в Болонье, а также в издательские планы. Однако эти попытки не увенчались успехом. Писатель отвечает на письма в холодном тоне и отказывается преподавать в Болонской школе[317] и не подписал программу литературной группы «Вперед».

В этой программе группы «Вперед», которая была официально признана Партией как «литературно-издательское объединение», основатели заявили, что стремятся восстановить единство большевизма и считают культурную пропаганду одной из фундаментальных задач Партии, а также сформулировали доктрину «пролетарской культуры»: рабочий класс должен был овладеть историческим наследием прошлого, переработать его и на этом основании сформировать новое мировоззрение.