Горький-политик

В конце 1910 года Горький в суровом тоне пишет Богданову: «Я, как Вам известно, очень уважаю и ценю Вас – мыслителя и революционера, но не стану отвечать на Ваши письма: вы пишете их слишком строго и так, точно вы унтер-офицер, а я – рядовой вашего взвода»[318].

В том же письме Горький обращается к обстоятельствам ссоры, связанной с Анной Александровной Малиновской, причины которой остаются не выясненными до конца: «Кстати, я нашел Ваше письмо, в коем есть следующие место: «что Луначарский мог очаровать Вас несомненным, хотя несколько безалаберным богатством натуры, это понимаю; а вот на счет Анюты, моей сестрицы, скажу прямо: тут у меня рецензия другая […]». В разговорах со мною и М.Ф., эта рецензия выяснилась для меня в очень нелестной форме по отношению к Анне Александровне. Вы определенно называли ее субъектом истерическим и, выражаясь мягко, склонным к преувеличениями. А когда мы трое – Вы Луначарский и я – говорили по поводу известного инцидента – Вы отреклись от ваших письменных и устных мнений о сестре. Очень может быть, что Вам покажется смешным это – но я не забываю таких вещей, и для меня они играют решающую роль в отношения моих к людям […]»[319].

В отсутствие теоретических разногласий между двумя бывшими друзьями нам кажется вполне правдоподобной точка зрения, которая относит их разрыв на счет соображений, далеких от политики. Тем более, как отмечал сам Богданов спустя несколько лет после закрытия Школы, «От коллективизма […] Горький нигде прямо не отказывался»[320]. Верность Горького идеям Каприйской школы подтверждает содержание письма к Малиновской, где он объясняет свой отказ от участия в Болонской школе: «Можно работать в одной линии и не встречаясь лично»[321].

Еще более значительным в этом плане выглядит послание писателя к Алексинскому в начале 1911 года: в нем Горький поздравляет друга с «замечательной статьей», опубликованной им во втором выпуске журнала «Вперед». Одобрив работу самого Алексинского, писатель добавил: «И вся книжка – хороша»[322]. Эта фраза Горького явно относилась и к статье Богданова «Социализм в настоящем»[323]. Через несколько месяцев Горький обратился также к Алексинскому с просьбой дать ему адрес Богданова: «Очень прошу вас будьте добры, сообщите мне адрес Станислава Вольского и А.А. Богданова. К великому огорчению моему, у меня с последним некоторые контры, благодаря его сестрице, окаянной, но – есть идеи и могут быть предприятия, о коих он должен знать»[324]. В подтверждение своего неизменного интереса к идеям Богданова в том же письме Горький спрашивал: «Кстати нет ли у Вас последней книги Богданова[325] о новой культуре? Пришлите, прошу»[326].

После закрытия Школы и разрыва между Горьким и Богдановым Ленин возобновил активные попытки привлечь писателя на свою сторону. Однако процесс сближения шел нелегко: в этом диалоге писатель оказался не менее упрямым и гордым, чем его собеседник. Когда сразу же после закрытия Школы Ленин отправил Горькому письмо, в котором рассказывал о своей беседе с Вилоновым и выражал надежду на то, что сможет встретиться с писателем «не как с врагом»[327], Горький, отвергая возможность примирения, в ироническом тоне ответил:

«Владимир Ильич, дорогой мой, я Вас очень уважаю, более того – Вы органически симпатичный мне человек, но знаете, Вы наивнейшая личность в отношениях Ваших к людям и в суждениях о них, уж извините меня. Ладно еще, коли только наивнейший, а порою, мне кажется, что всякий человек для Вас – не более, как флейта, на коей Вы разыгрываете ту или иную любезную Вам мелодию, и что вы оцениваете каждую индивидуальность с точки зрения ее пригодности для Вас – для осуществления Ваших целей, мнений, задач. Эта оценка, оставляя в стороне ее глубоко индивидуалистическую и барскую подкладку, […]неизбежно должна приводить Вас к ошибкам»[328].

Если сравнить тексты писем Горького к Ленину и Богданову, становится ясно, что Горький одинаково оценивал обоих большевистских лидеров и подчеркивал, что они руководствуются разными, но равно неприемлемыми для него личными амбициями.