Солженицыновская оценка, колеблющаяся между указанием на политическое недомыслие великого писателя и на его готовность торговать собственным именем, имеет, как это ни горько признавать, право на существование. Но нам, в свою очередь, понятно, что две эти крайности отражают только одну сторону, хотя и вполне реальную, жизненной позиции А.М. Горького, не охватывая его импульсивной личности во всей ее сложности. В 1934 г. в СССР вышла в свет книга «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина. История строительства». Редакторами ее значатся Максим Горький, влиятельный критик Л. Авербах и С.Г. Фирин. Они возглавляли отряд из тридцати четырех писателей, создавших этот не самый блестящий образец коллективного литературного творчества. Сущность ГУЛАГа эти авторы видят в классовой борьбе. Строительство канала – это некий микрокосм, отражающий большой мир, где происходит становление социалистического государства.
Сам процесс строительства не менее важен, чем его результаты. Именно через него достигается победа над представителями классов, враждебных коммунистическому обществу, – их «перековка». Успеха, однако, такая установка не имела: ни по отношению к тем, кто попросту не пережил процесса «перековки», ни по отношению к тем, кто, как позднее А.И. Солженицын, не воспринял ее благодетельных уроков. Нет сомнения в том, что во взгляде Солженицына присутствует тенденциозность. Судя по рассказам о посещениях Горьким Соловков, становится очевидно, что эти посещения были подготовлены советскими властями таким образом, чтобы оставить у писателя положительные, но далекие от реальности впечатления. Поэтому мы считаем совершенно справедливым вопрос, которым задается Л.А. Спиридонова: «Понимал ли Горький, что от него тщательно скрывают правду, что грузчики на волжских пристанях не ходят каждый день в шляпах голландских моряков, что мужики не пьют какао, а заключенные в Соловках не спят на чистом белье и не читают газеты?»[486]
На этот вопрос мы могли бы ответить, если бы прочитали заметки писателя во время путешествия на Соловки, но, как известно, чемодан был украден, а хранившиеся в нем заметки пропали навсегда[487]. То, что он увидел во время поездки останется загадкой, на которую ни один историк не сможет дать ответ. Но вся эта печальная история демонстрирует, что сталинские власти уже вполне официально присвоили Максиму Горькому тот пост, которого он давно добивался, – пост руководителя советской литературы.23 апреля 1932 г. ЦК партии совершенно неожиданно распорядился распустить все писательские организации, в том числе пролетарские, и создать вместо них единый Союз советских писателей. Одновременно, в качестве технического его придатка был учрежден Литературный институт. Возглавить его был приглашен, разумеется, А.М. Горький.
Сталин считал, что все русские писатели должны образовать единую организацию под жестким контролем партии. Данное мнение, надо сказать не в полной мере поддерживалось Горьким. Писатель не был против создания Союза писателей, но не мог принять, что одна и та же организация осуществляет партийный контроль и выполняет требования цензуры[488]
. 23 апреля 1932 года появился Оргкомитет по созданию Союза советских писателей, в который входили Сталин, Л. Каганович, П. Постышев, А. Стецкий, И. Гронский, а почетным членом был избран М. Горький. Подготовительные работы происходили под руководством И.М. Гронского, который выполнял прямые указания сталинского Политбюро. И именно от Гронского у нас имеется свидетельство о реальной роли Горького: «Я помню беседы с Алексеем Максимовичем в 28-м, 29-м, 31-м годах – пишет Громский. Он говорил, что было бы хорошо все писательские организации объединить, что это объединение дало бы возможность расширить влияние коммунистов и советски настроенных литераторов на всю писательскую массу. Но тогда это провести было нельзя – обстановка не созрела для такого решения. Условия для объединения литературных организаций создались только в результате выполнения первой пятилетки и победы социализма в нашей стране»[489].