Горький-политик

Какими бы сложными соображениями субъективного порядка ни руководствовался М. Горький, принимая решение о возвращении на родину, в плане объективной историографии не подлежит сомнению, что к этому решению его подталкивали и на нем настаивали советские власти. Нормализация государственной деятельности в СССР, концентрация и рационализация общественных структур вели, помимо прочего, к тому, что отношения между М. Горьким и Россией не могли больше осуществляться и регулироваться на личном уровне, как это было во времена Ленина. Проблема по имени «М. Горький» влилась в делопроизводство нового бюрократического аппарата – об этом свидетельствует, в частности, использование такого человека, как П.П. Крючков; на это указывает, как мы увидим, линия, проводимая газетой «Правда», строго следующая директивам сверху. С другой стороны, И.В. Сталин, в отличие от В.И. Ленина, не снисходил до дипломатичности и психологических тонкостей. С писателем его не связывала история человеческих взаимоотношений, да и по натуре они были решительно не сходны. Как замечает В.С. Барахов: «Взаимоотношения Горького и Сталина в отличие от взаимоотношений с Лениным имели более сложный характер и были выдержаны в духе общепринятого официоза с атрибутикой привычных обращений и приличий для подобного рода случаев. Душевной близости здесь не было, скорее соблюдалась между корреспондентами, как бы по взаимной договорённости, долженствующая дистанция, что становится очевидным из сопоставления двух ныне почти полностью опубликованных переписок, известных фактов и документов, свидетельств мемуаристов (И.М. Гронского, И.С. Шкапы). Если в переписке Горького с Лениным все предельно обнажено, открыто, особенно в полемике, то переписка Горького со Сталиным носит, если можно так выразиться, закрытый характер, имеет подчас сложный подтекст и требует к себе пристального внимания с учетом специфики отношений»[472].

Переписка со Сталиным не имеет эмоциональной окраски. Это обмен письмами между «деловыми людьми», играющими на одной шахматной доске, тщательно рассчитывая каждый ход, строго соблюдая правила игры в ясном сознании цели, которую надо достичь. И.В. Сталина не интересовали политические убеждения А.М. Горького. Он даже не делал вида, что интересуется ими. Мысль о том, что пребывание заграницей может уберечь Горького от разочарования в коммунизме, Сталина не посещала. Он настаивал на его возвращении только потому, что это казалось ему политически выгодным. Г. Герлинг пишет по этому поводу: «Сталину Горький понадобился в России как раз, когда он готовился к решающей схватке с оппозицией»[473].

Государственно-партийная машина запущена. В 1927 году журнал «Новый ЛЕФ» опубликовал «Письмо Владимира Владимировича Маяковского писателю Алексею Максимовичу Горькому»[474], настоящий призыв к возвращению домой. По этому поводу Л.А. Спиридонова пишет: «Создавалось впечатление, что кто-то влиятельный стоит за этим письмом»[475]. Мы полностью разделяем данное предположение, которое подтверждается также многочисленными письмами обычных людей, направленные Горькому. Через все эти письма красной нитью проходит вопрос: почему великий пролетарский писатель предпочитает жить в фашистской Италии и не возвращается на Родину, в которой строится социализм? В феврале 1928 г. в Москве создается Комитет по организации празднования шестидесятилетия А.М. Горького. 23 марта того же года в «Правде» публикуются отрывки из писем Горького Ромену Роллану: «Отработав в русской литературе 35 лет, я не помню такого времени, когда бы каждый год дарил стране так много произведений, останавливающих на себе серьёзное внимание»[476]. Отвечая на другое письмо Р. Роллана, где речь идет о призыве проживающих во Франции русских писателей-эмигрантов обратить внимание на культурные репрессии, которым подвергаются их коллеги, оставшиеся в России, А.М. Горький пишет: «Я прочитал «Письмо писателей», оставшихся в России, у меня тотчас же явилось сомнение в том, что его написали литераторы и люди, достаточно широко осведомленные в своей области.

Сомнение это вызвано было недостаточно грамотным стилем письма и фактическими неточностями, очень обильными в нем»[477]. Он не ограничивается разоблачением апокрифического характера этого обращения. А.М. Горький дает понять, что «темное Средневековье» Н.К. Крупской далеко позади, и прибавляет: «Литераторы не могли написать, что в России «классики запрещены», когда Государственным издательством прекрасно издан Достоевский с «его контрреволюционным» романом «Бесы», Гоголь, Пушкин, издаётся Тургенев и полное собрание всех художественных и религиозно-философских сочинений Льва Толстого в 90 томов»[478].