Горький-политик

После убийства Маттеотти политические свободы в Италии были сильно ограничены, а А.М. Горький не скрывал своих связей с неаполитанскими социалистами и коммунистами. Это бесспорный факт. Полицейские отчеты с 1924 по 1927 г. из итальянских архивов исчезли. Несмотря на это можно утверждать, что М. Горький находился под постоянным контролем фашистской полиции. После дипломатического признания фашистским правительством СССР взаимоотношения между двумя диктатурами некоторое время были хорошими. Но трудно представить себе, что итальянская полиция не занималась эмигрантом революционером. Он сохранил связи с антифашистами разных стран и никогда не прерывал отношений с родиной. Единственным свидетельством вторжения фашистского правительства в жизнь писателя является обыск, произведенный в комнате Марии Будберг в 1925 году, в результате которого Б. Муссолини было направлено письмо протеста: «17 сентября в 6 часов утра в моей квартире, в комнате секретарши моей, Марии Игнатьевны Будберг, урождённой Закревской, произведён был обыск и осмотр документов местной соррентийской полицией. Мария Будберг работает у меня с 1919 года и мне точно известно, что она человек совершенно чуждый политики, членом какой-либо политической партии ни в России, ни вне её не состояла и не состоит. В качестве секретарши она хранит в своей комнате всю мою литературную переписку и черновики рукописей моих. Поэтому я заключаю, что обыск был направлен против меня»[461].

О контроле со стороны фашистской полиции М. Горький говорит в письме к В.Ф. Ходасевичу от 8 октября 1925 года, а также сообщает о случившемся Ромену Роллану в письме от 2 декабря 1925 года[462]. Хотя Горького и уверяли, что обыск провели, поскольку подозревали в шпионаже М.И. Будберг, было очевидно, что политическая полиция просмотрела личные документы писателя и таким образом ознакомилась с его перепиской с представителями левой европейской интеллигенции. Действительно, баронесса хранила в своей комнате всю его корреспонденцию. Мы знаем, что М. Горький отправил Б. Муссолини два письма и две телеграммы и был возмущен, вместе с советским послом, отсутствием ответа. В полицейском отчете 1928 г. подчеркивается, что писатель, возвращаясь из Москвы, останавливался в Риме, где, «улыбаясь, напомнил послу Курскому, что два-три года назад по распоряжению префекта Неаполя в его доме был произведен обыск и возмущенный этим фактом, Горький направил письмо протеста непосредственно многоуважаемому господину Муссолини, который, ответил ему очень вежливо, сожалея о случившемся»[463].

В главном государственном архиве Италии – в Центральном управлении по делам общественной безопасности – хранится дело номер 619, к которому в период с 1927 по 1933 г. подшивались все доклады полиции, касающиеся М. Горького. Это свидетельствует о том, что полиция следила за писателем. Слежка стала интенсивной в последние месяцы его пребывания в Сорренто. Все люди, вступавшие с Горьким в контакт, немедленно попадали под подозрение и о каждом их действии сообщалось в отдел политической полиции Министерства внутренних дел Италии. Так, например, в деле некоего Д. Прясникова говорится: «Прибыл в Сорренто из Рима вечером 21 ноября, остановился в “Отель Рояль”. На следующий день отправился на виллу “Иль Сорито”, где проживает известный писатель Максим Горький, с которым он имел четырехчасовой разговор. Во второй половине того же дня Прясников уехал из Сорренто в Кастелламмаре ди Стабия […] помимо вышеуказанного иностранного гражданина, который, как было выяснено, не является служащим российского посольства, ни один русский больше не приезжал из Рима в вышеупомянутую коммуну и не имел личных бесед с Горьким. На данный момент, в связи с закрытостью встречи Прясникова и Горького, о теме и цели ее ничего не известно, однако расследование продолжается»[464], и Главный комиссар Неаполя оставляет за собой обязанность доложить о нем позднее. Д. Прясников попал под подозрение после встречи с М. Горьким, а описание его внешности и номер паспорта были направлены в отдел политической полиции. Это наглядно объясняет, что не только сам писатель, но и все те, с кем он общался, находились под угрозой ареста и высылки из страны.