В Мариенбаде М. Горький предпринял шаги для получения итальянской визы. Он приехал в Рим 13 апреля 1924 года, а несколько месяцев спустя перебрался в Сорренто и снял виллу «Иль Сорито».
Италия, встретившая писателя, была уже не той Италией, которую он увидел в начале века и которую описывал в письмах друзьям и в рассказах. Горький это знал: 18 сентября 1923 г. в письме Р. Роллану, рассуждая о политической ситуации в Италии, он писал о «безумной авантюре Муссолини»[445]
, выражая крайнюю обеспокоенность обстановкой, сложившейся в стране. Уже во время получения визы писатель понимал, что его действия будут подвергаться ограничениям, и делился со своим французским другом: «Муссолини “Великолепный” не желает, чтобы я поселился на Капри, хотя я не имел ни малейшего желания селиться там»[446]. За неделю до прибытия М. Горького в Сорренто, в Италии прошли выборы. Им предшествовала масштабная предвыборная кампания, сопровождаемая насилием и угрозами со стороны фашистов. Несколько месяцев спустя был убит депутат социалист Дж. Маттеотти, разоблачивший выборные махинации. За убийством последовала волна протестов и отказ членов оппозиционных антифашистских групп участвовать в работе парламента до тех пор, пока не будет создано правительство, способное восстановить законную власть.Однако после кризиса Б. Муссолини вновь возглавил правительство и с 1925 г. не стало никаких гражданских свобод. Ситуацию, сложившуюся в стране, Горький хорошо описал в письме Р. Роллану 21 июля 1925 г. Говоря о положении в Италии, он утверждал: «Жизнь принимает формы все более жестокой гражданской войны. Европа – в судорогах и теряет былую уверенность в своем культурном престиже. С печальным изумлением видишь, как в Италии безнаказанно избивают культурных и убивают честных людей. Интеллигенция Европы должна выступить с протестом против избиения таких людей, как Амендола»[447]
. В письме М. Горький упомянул Дж. Амендолу, одного из главных вдохновителей оппозиции. Он умер во Франции в 1925 г. из-за травм, нанесенных ему фашистскими боевиками. В 1926 г. наряду с другими руководителями компартии был арестован А. Грамши. Немногие избежавшие ареста партийные лидеры эмигрировали. Антифашистская политическая деятельность могла продолжаться только подпольно. Открытой оппозиции режиму не осталось. Любой контакт с членами или сочувствующими компартии стоил бы М. Горькому изгнания из Италии. В условиях отсутствия всяких демократических свобод, господства тоталитарной диктатуры, последовательного подавления партийно-политической оппозиции режиму русский писатель оказался в вынужденной изоляции.В начале октября 1924 года к нему приехал В.Ф. Ходасевич, который оставался в доме М. Горького до 18 апреля 1925 г. Этот период нашел отражение в воспоминаниях В. Ходасевича, которые содержат проницательный психологический анализ и крайне важны с точки зрения их человеческого и политического содержания. Хотя добросовестный В.Ф. Ходасевич обещал: «В этих воспоминаниях я старался представить лишь общий психологический облик писателя, как его видел и понимал, и не касаться всей политической стороны его жизни»,[448]
тем не менее, его тонкие наблюдения за жизнью писателя на протяжении восьми месяцев их общения представляют большой интерес и с точки зрения горьковской политической биографии.В те годы вилла «Иль Сорито» описывалась в советских газетах как роскошный дворец, в котором М. Горький жил на широкую ногу в свое удовольствие. В.Ф. Ходасевич свидетельствует, что это – извращение действительности: «Больше тридцати лет в русском обществе ходили слухи о роскошной жизни Максима Горького. Не могу говорить о том времени, когда его не знал, но решительно заявляю, что в годы моей с ним близости ни о какой роскоши не могло быть речи. Все россказни о виллах, принадлежащих Горькому, и о чуть ли не оргиях, там происходивших, – ложь ложью, для меня просто смешная, порожденная литературной завистью и подхваченная политической враждой… Мысль о роскошном образе жизни Горького многих оскорбляла»[449]
.