Горький-политик

Когда в августе и сентябре 1922 года из Советского Союза была изгнана многочисленная группа (160 человек) российской интеллигенции, он снова почувствовал потребность выразить свое мнение. Его письмо по этому поводу появилось в свет в газете «Накануне». Газета была выбрана неслучайно: хотя она и издавалась зарубежом, но не была запрещена в Советской России. «Появление его письма в этой газете, – пишет Н. Примочкина, – позволяло надеяться на то, что его мнение дойдет не только до партийных верхов, но и до интеллигентного русского читателя по обе стороны границы»[439].

В письме М. Горький утверждает, что верит в том, что советская власть является единственной силой, способной «преодолеть инерцию массы русского народа и возбудить энергию этой массы», но в то же время он не мог принять политику большевиков по отношению к интеллигенции:

«Я не могу согласиться с отношением Советской власти к интеллигенции. Считаю это отношение ошибочным, хотя и знаю, что раскол среди русской интеллигенции рассматривается – в ожесточении борьбы – всеми его группами, как явление политически неизбежное. Но это не мешает мне считать ожесточение необоснованным и неоправданным […] Люди науки и техники – такие же творцы новых форм жизни, каковы Ленин, Троцкий, Красин, Рыков и другие вожди величайшей революции. Людей разума не так много на земле, чтобы мы имели право не ценить их значение. И, наконец, я полагаю, что разумные и честные люди, для которых «благо народа» не пустое слово, а искреннейшие дело всей их жизни – эти люди могли бы договориться до взаимного понимания единства их цели, а не истреблять друг друга»[440].

Тон письма ясно показывал, что писатель не желает углубления конфликта с советской властью, однако и на этот раз не намерен отказываться от своих убеждений и от борьбы за спасение интеллигенции и свободу мысли. Тот факт, что Горький никоим образом не намеревался окончательно разрывать отношения с советским правительством, подтверждается его постоянными проектами возвращения на Родину, пусть и на короткие периоды, о чем свидетельствуют письма тех лет[441]. Кроме того, нельзя оставлять без внимания и финансовую зависимость писателя о Советского Союза, так как для жизни заграницей ему требовались авторские отчисления с проданных книг. В 1922 году после просьбы М.Ф. Андреевой, сообщавшей Ленину о том, что Горький болен и ему нужны деньги, писатель подписал договор с Торгпредством РСФСР об издании полного собрания сочинений. Это издание позволило ему безбедно прожить до 1928 года.

В течение двух лет Горький находился в центральной Европе, прежде чем обосноваться во второй раз в Италии. В 1922 г. он жил в Германии в Саарове, недалеко от Берлина. В 1923 г. писатель ненадолго оказался во Фрейбурге, а затем в Чехословакии. Зиму 1923 г. он провел на элегантном курорте в Мариенбаде. Несмотря на неудовлетворительное состояние здоровья, для М. Горького начался один из самых плодотворных творческих периодов. После пяти лет, всецело посвященных спасению интеллигенции от смерти, голода и нищеты, вдали от ужасов послереволюционной действительности он снова начал писать: «Пишу много и охотно. Это моя цель»[442]. Закончив последнюю часть автобиографической трилогии – «Мои университеты», – он собрал записи военных и революционных лет в книгу «Заметки из дневника. Воспоминания» и начал работать над своими лучшими рассказами – «Рассказы 1922–1924 годов»[443]. Рассказы «Воспитатели» и «Законник» российская цензура запретила, первый – за резкую критику русского народа, второй – за слишком открытую критику арестов невинных, лишенных, по его мнению, свободы слова.

В январе 1924 г. его настигла весть о смерти В.И. Ленина. Немногим более месяца спустя он напишет Роллану, что смерть Ленина причинила ему ужасную боль, «не говоря уже об огромной, невосполнимой потере, которой она является для России, незаменимая утрата. Я не верил, что он умрёт так скоро […] Он был аскет, целомудренный человек, он истратил свой мозг на ненависть к несчастьям жизни, на тайное, глубоко скрытое в душе чувство сострадания к людям. Я – знаю, что любил людей, а не идеи, вы знаете, как ломал и гнул он идеи, когда этого требовали интересы народа»[444].

Думается, эти слова сказаны не просто к случаю, но свидетельствуют о глубоком уважении М. Горького к В.И. Ленину-человеку и политику. Время непонимания и споров осталось позади, а ведь их отношения неоднократно находились на грани полного разрыва. Трудно согласиться с мнением историков, утверждающих в последние годы, что двух товарищей по партии связывал исключительно прагматический интерес. Несомненно, В.И. Ленин – политик-оппортунист – нуждался в М. Горьком для финансирования большевистской партии, но наряду с этим они испытывали по отношению друг к другу чувство уважения, хотя ни один из них не отказывался от защиты своего видения марксизма.