Мастерская и машина чудом не попали под конфискацию, и только потому, что были оформлены на него. Он помнил, как Элеонора долго колебалась, на кого оформить покупку, но потом решительно подписала дарственную на его имя. Так он стал владельцем модной мастерской и машины в придачу. Правда, со временем, когда деньги закончились, пришлось почти весь антиквариат распродать. Осталась только добротная кожаная мебель какого-то британского бренда, которую Эля за бешеные деньги приобрела на аукционе.
– Ты чего улыбаешься?
– Вспомнил, как твоя Макеева здесь закатывала глаза.
– Кстати, я заметила, как она и на тебя смотрела.
Лера кокетливо поцеловала его в шею.
– Борис, поедем ко мне на обед?
– Нет. Езжай сама. Я немного поработаю.
Борис неловко оперся рукой о край стола. Подрамник упал на пол. Стук нарушил хрупкое душевное равновесие. Работа была лишь отговоркой. Ничего делать он не будет. После отъезда Леры он достанет из морозилки заготовленную бутылку, отключит телефон, и пусть завтра болит голова. В подтверждение своих намерений Борис поднял припавший пылью подрамник. В просвете между столом и стеной лежал забытый сверток, перетянутый бечевкой.
В тот день в мастерскую он вернулся в самый разгар спора.
Пять картин, его золотой запас, были расставлены, словно на аукционе. Но его напугало другое. Вначале он не придал особого значения вялым рассуждениям о живописи. Сколько Лериных подруг здесь перебывало, он уже и со счета сбился. Все было одно и то же, как по кальке: женщины с бокалом вина рассматривали работы, говорили о новых выставках картин, машин, драгоценностей, слегка кокетничали с ним и расходились. Он видел блеск в Лериных глазах. Гордилась им, что ли?
– Лерка, включи мозги! Какой Борис! Ты что! Этой работе лет двести! Ты присмотрись к краскам! Не скажу, что эту картину я уже видела где-то, но мой Артюхов купил в Париже подобную мазню! Ужасно дорого.
После услышанного он не стал заходить в мастерскую. Если бы девица знала, как она была близка к истине.
Вечером он вынул все картины из подрамников и аккуратно перевязал сверток бечевкой. Чем черт не шутит.
Борис дотянулся до подрамника и поставил его на место, закрыв проем, где лежал сверток. Испорченное настроение вернулось.
Спустя полтора часа, выпив чашку кофе и выкурив сигарету, Лера начала собираться домой, так и не решив, когда они встретятся. Приезжать без предупреждения она, по старой привычке, не разрешала. Она еще не придумала, куда спровадить домработницу, как позвонила мать. Разговор был не телефонный и требовал незамедлительного приезда.
После звонка матери с требованием незамедлительно явиться к ней Лера вначале заехала домой, приняла душистую ванну и не торопясь, с расчетом успеть к ужину, направилась за город. Но стоило выехать из центра, как она тут же попала во всевозможные пробки, ругая себя за слабость. Надо было сразу, не дожидаясь вечера, ехать за город, еще бы успела вернуться обратно, а так…
Раздраженный гудок вывел Леру из размышлений. Нетерпеливый водитель, из когорты тех, для которых женщина за рулем все равно что обезьяна с гранатой, резко жестикулировал, адресуя свое негодование Лере. Часы возле метро «Тверская» показывали ровно четыре дня. До ужина, который подавался пунктуальной горничной ровно в полседьмого вечера, времени оставалось с лихвой. Мать просила приехать заранее, чтобы успеть обсудить один вопрос. Где она берет эти неотложные вопросы? В том, что разговор будет касаться Стрельникова, Лера не сомневалась. Если учесть, что ни на какой отдых она не летит, то волнующих тем на сегодняшний день не было.
На следующем светофоре Лера набрала Бориса и, не дождавшись ответа, прижала телефон к уху. Мелодия проникла в самый мозг. Борис ответил, когда она тронула с места. Говорить и следить за дорогой было неудобно.
– Борис, знаешь, что я подумала? Давай я вернусь за тобой, и мы вместе поедем к родителям? Я хочу вас познакомить.
Решение, так внезапно пришедшее на ум, казалось самым правильным.
С Борисом не так страшно сообщить о разрыве со Стрельниковым, и почему-то показалось, что Борис непременно должен понравиться родителям. Даже если этим родителем окажется только мать.
– Лера, ты соображаешь, что говоришь? Какое знакомство? Я работаю, – опомнившись, Борис смягчил тон. – Извини. Давай в следующий раз.
Теперь она и сама поняла, что сказала глупость. Он работает. Возможно, творческий кризис только начинает проходить, а она со своим нелепым предложением. Не прощаясь, Лера отключила телефон, даже не взглянув на фотографию, растаявшую на погасшем экране.
Она любила смотреть, как медленно тает лицо Бориса. Белозубая улыбка отдалялась, словно выцветала, и это ее всегда забавляло.
На пороге гостиной Лера появилась, когда Нинель Станиславовна, надев очки, раскладывала в определенной последовательности карты. Во всю эту чушь с гаданием она никогда не верила, но пасьянс раскладывала регулярно.