Горький шоколад

– Вчера… – я набралась сил и сказала, не переводя дыхание, – вчера вернулась из деревни, ездила с Марком на один день, ты, наверное, знаешь, что случилось… с рукой, теперь нужна операция, но он не хочет, я хочу помочь, в Москве есть врачи, еще я буду молиться.

Последние слова для меня самой прозвучали неожиданно.

– Ну да, – спокойно произнесла Света, без всякого удивления, – в Москве есть мощи Матронушки, вот к ней сходите. Марк будет против, но вы все равно идите. Главное, поцеловать ее, и цветочки. Цветы обязательно купите! Лучше всего, белые розы или гвоздики.

– Почему против?

– Толя такой же. Мужчины, не верят в чудеса. Ну а мы, – Света взяла из розетки печенье, и, прикусив, положила обратно, – мы всегда верим. Чем и помогаем. Еще можно к знахарке сходить. Правда, она боль зубную хорошо снимает. Но вдруг и здесь получится. Не знаю.

Мне стало холодно. Я заметила на диване темно-синюю ветровку, такую же, как у Миши. Она валялась, небрежно повиснув на ручке, будто Толя куда-то торопился, схватил, и тут же передумал, бросил обратно.

Тусклый бугор, стекающий к полу. Свою ветровку Миша покупал возле метро, на рынке, а помогала выбирать Поленька. По всей стране ползут толпы одинаковых курток и ботинок, магнитофоны, шарфы, мечты и маски, и есть только один способ избежать похожести – это быть честным, пройти свою судьбу до конца, до последней точки, что живым лезвием вопьется в твое сердце.

Света тем временем рассказывала, монотонно и скучно:

– Недавно я опять встретила Катю, бывшую девушку Марка. Так часто она попадается! Считай, под окнами гуляет. Иногда сидит в нашем подъезде на ступенях, курит. Наверное, думает, что Марк ходит к нам каждый день. Хочет его встретить. Письма строчит. Но ты не думай, я не передаю и не читаю. Хотя – грех было не глянуть, я все-таки посмотрела, но не читала, одним глазком так глянула.

– И что?

– Да ничего… ничего так и не поняла. Почерк неясный…

Глава 15 Труба. Людмила Петровна

Людмила Петровна набрала ведро воды и поставила в комнату, возле балкона. Ковер на стене, расшитый красными цветами, напоминал сельский камин, в котором мирно тлели дрова. Возможно, возле похожего камина Лермонтов грустил в свое время о бессмысленности ушедшего дня и сладкой невозможности любви. Но одиночество бывает разное, что отражается в стихах. От романтичной тоски сумеречной девочки до мировой скорби, вызванной предчувствием последнего катаклизма.

Людмила Петровна посмотрела, не отодвигая штору, на вечернее небо. Сквозь призрачную ткань оно казалось белым, толстощеким младенцем, спеленатым выступами домов. Младенец крепко спал, на его груди мерно поднималась и опускалась перина из облаков. Иногда он плакал, и тогда на земле начинался дождь.

Неожиданно она представила конец света в буквальном смысле. «Конец све-та». Просто стало темно. Во всех домах отключили электричество, парафиновые свечи чадили недолго, скоро остался лишь сальный развод в лепестке подсвечника. Вот и все. Новые свечи, также как и спички, стоили баснословно дорого. Младенец, послушный до этого, вдруг разволновался, забил ножками, больно толкнулся в небесном чреве. Его погремушка – бубенчик на палочке, который раньше он то, причмокивая, засовывал в рот (и тогда наступала ночь), то вынимал (людям казалось, что восходит солнце), звякнув, полетела вниз. Сквозь все планеты, созвездия, галактики. Царапая лучами глянцевые, начищенные до блеска, холодные крылья звезд.

Рафат в это время сидел в ночном клубе и делал вид, что пьет из трубочки кислый томатный сок. На самом деле он внимательно наблюдал за происходящим. Прищурив глаза, смотрел, как Марк танцует с блондинкой, волосы которой такие длинные, что достигают смоленской области и незаметно обращаются в грязную речку, ту самую, на берегу которой застыли бревенчатые избы и в окне сидит Анюта. Сначала Людмиле Петровне показалось, что внук обнимает Свету, которая, изгибаясь в танце, по-старушечьи трясет своим накладным задом и ватными кудряшками парика. Присмотревшись, она поняла, что это не девушка, а барочная колонна с пышными завитками капителей. От сердца отлегло. Не так давно Света ходила по квартире, пыталась оценить стоимость ковров и мебели. Так и сказала:

– Можно я схожу, посмотрю комнату?

«Конец света» – это еще и «Конец Све-ты» – догадалась Людмила Петровна.

Света могла закончиться, точно зубная паста, выдавленная из тюбика до предела.

На каком-то этаже стали сверлить, мучительно и долго расшатывать бетонную твердь. «Надо заявить в полицию, – успела подумать Людмила Петровна, прежде чем увидеть за окном своего мужа Алексея. Тот ехал на белом коне и держал в крепких руках острую, как последний крик, саблю. Она была такая длинная, что задевала облака, и те с легким шорохом опадали свежими белоснежными лепестками. Казалось, вся земля погрузилась в метель и от страдания стала смуглой.

Людмила хочет пройти к нему, но не может. Как только протягивает руку, Алексей исчезает.