Читаем Горький шоколад полностью

– Тьфу! Ад! – Ругается Людмила Петровна. Она пытается сказать «гад» этому мерозопакостному коню, но «г» никак не получается выразить звуком, только металлической трубой. Труба – ад. Труба – ад. И вот уже Рита идет босиком по этой трубе. Беспечно вышагивает, точно пятилетняя девочка-глупышка по лесной тропинке. Зачем-то здесь и Марк.

Кто-то проливает томатный сок, где-то глубоко, в темном омуте неба, гаснет звезда.

«Надо купить восковых свечей, и побольше. Сделать запас, обязательно», – подумала Людмила Петровна перед тем, как заснуть. До утра.

<p>Глава 16. Брызги звезд как шампанское. Марк</p>

Вся эта ситуация представлялась Марку игрой. Человек-памятник способен на решительные действия, он может изменить ход истории, но заниматься мелкими (о, слишком мелкими для него!) интригами, наблюдать за чужой судьбой – уж больно малый ход. Как ни старайся, Гулливер никогда не сможет, согнувшись вчетверо, войти в игрушечный домик лилипута и танцевать между стульями гопак.

Когда они перестали быть друзьями? Марк попытался вспомнить и не мог.

Совсем недавно, мартовским воскресным днем он пришел в гости к Толе Маслову. Было много народу, в том числе, Костя и Маша, красивые, точно из детской грезы. Света, порхающая с кухни в комнату и обратно, ее салаты и теплый сладкий чай, от которого сводит зубы. Родители Толи, кто-то еще. Московский парень, что рассуждал о призвании и творчестве перед тем, как Марк увидел старушку. Она поднялась на подоконник. Не раздумывая, он вскочил за ней и раскрыл окно.

Старушка медленно растворялась за деревьями, точно мыло, когда его бросят в тазик с горячей водой. Воздух стал горьким и казался осязаемым, хоть на куски руби. Еще немного – и он сделал бы шаг, но тут за рукав его дернула Маша.

Больше всего удивляла неожиданность. Все произошло само собой, почти случайно. Поманили – вот и пошел, почему бы нет…

Это была та история, о которой никто не должен был знать, и она странным образом перекликалась с видением в деревенском доме. Казалось, кто-то умер, точнее, давно погиб, и теперь страдает там, глубоко под землей. Но почему так получилось?

Впервые он увидел Нину перед поездкой в деревню. Вместо погасшей музыки, в пугающей тишине одиночества, появилась она, далекая и равнодушная. Марк знал и таких девушек, неприветливых, исчезающих. Он позвал ее с собой, она вроде бы согласилась, но… что это была за ночь! Никакая. На другой день, утром, они разговорились. Она даже проявила участие, вроде бы не притворно спрашивала о судьбе отца. Вспоминала врачей и Москву, обещала чем-нибудь помочь (интересно, чем?) А когда, наконец, он поцеловал Нину в прохладные, точно ручей, губы, и притянул к себе, неожиданно отстранилась и сказала: «Пора ехать». Вот так. Это был как удар.

Она не хотела ничего большего или притворялась (но зачем?). При этом позвала в Москву. Правы те, кто утверждает: женскую логику до конца не понять. Так иногда среди жаркого лета наступают холодные дни. Человек тебе улыбается, кажется добрым и немного влюбленным, а сам при этом поступает так высокомерно. Чем явственнее Марк представлял Нину, тем меньше она ему нравилась. Не случайно и проницательный Толя заметил: «сразу видна маска, смотреть на них тяжко». Знал бы он, до каких гигантских размеров раздувается эта маска, если подойти чуть ближе.

«Игра и ложь» – повторял Марк, и чем больше он уверял себя, тем теснее становилось в сердце. Эта сила, сжавшись внутри, просила выхода. Без всякого возбуждения и желаний. Каждый камень на мостовой повторял два слога «Ни-на». Листья шумели в такт.

Глава 17. Забытый сон. Нина.

Мне очень страшно. Только представить: до меня у него УЖЕ была женщина. Это так больно и мерзко, что не могу даже плакать. Тихо злюсь на него, на себя, на жизнь. Раньше я думала, что прошлое неважно. Что было – то сплыло, правда? Оказалось, это не так. Марк разбит той женщиной на множество осколков, и в каждом – отражается она. Она покоится, разлившись, под кожей и бежит по тонким сосудам, пульсирует в такт сердца и тихо веет в забытых снах. Что мы знаем о ней? Ничего. Разве то, что, сейчас она с кем-то другим и что живет где-то рядом. «Где-то», «что-то», «кто-то», я брожу среди неясности, царапая свое лицо до крови. Хочется выйти из своей кожи и отправиться бродить по свету печальным и безмолвным призраком, витая между звездами, пить по утрам рассвет, и ничего не знать, не помнить. Не существовать.

Когда я спускалась от Светы по лестнице, то встретила Толю Маслова. Он стоял с какой-то девушкой (ее волосы были похожи на пену), а в руках держал тортик, перевязанный золотой бумажной лентой. Сил не было даже поздороваться. Столько букв проговорить и не споткнуться! Перепрыгивая ступени, я мчалась вниз. Они посторонились и сделали вид, что не заметили. Потом зазвонил телефон. Марк. Включила трубку, и голос мне показался совсем чужим, незнакомым. Он что-то говорил о том, будто нам необходимо увидеться. Что же, пожалуйста. Глотая слезы, пригласила зайти к нам сегодня вечером. Обратный путь я не заметила.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Год Дракона
Год Дракона

«Год Дракона» Вадима Давыдова – интригующий сплав политического памфлета с элементами фантастики и детектива, и любовного романа, не оставляющий никого равнодушным. Гневные инвективы героев и автора способны вызвать нешуточные споры и спровоцировать все мыслимые обвинения, кроме одного – обвинения в неискренности. Очередная «альтернатива»? Нет, не только! Обнаженный нерв повествования, страстные диалоги и стремительно разворачивающаяся развязка со счастливым – или почти счастливым – финалом не дадут скучать, заставят ненавидеть – и любить. Да-да, вы не ослышались. «Год Дракона» – книга о Любви. А Любовь, если она настоящая, всегда похожа на Сказку.

Андрей Грязнов , Вадим Давыдов , Валентина Михайловна Пахомова , Ли Леви , Мария Нил , Юлия Радошкевич

Фантастика / Детективы / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Научная Фантастика / Современная проза
Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези